Стены угнетали все больше и больше. Темно, слишком темно.
Сколько не смотри на часы - все время кажется, что сейчас глубокая ночь. Вечная ночь и никогда - рассвет. Черные стены, черный кафель. Красный барный стол будто залит кровью. Арочный проем, выводящий в коридор, похож на огромную оскалившеюся пасть. Картины на стенах - сплошь темные полотнища Босха. Потолок отражает все в своем глубинном полумраке. Границы пространства нарушены, и кажется, будто в любую секунду ты можешь сорваться и упасть вверх, в эту безмерную черноту здешних небес. Пожалуй, не стоило обустраивать свои покои сразу после окончания войны. Слишком много боли и отчаянья отразилось в этих стенах. Теперь интерьер навевал смешанные чувства: негативные, но чаще нейтральные. Меланхолия и безразличие. Спасало одно - Веста бывала здесь не так уж часто. Это место не было ее домом.

Вода выкипала раз за разом. Кухня наполнялась удушающим паром и тут же освобождалась от него. Это повторялось уже десятый, а то и двенадцатый раз: она хотела выпить чаю, возможно кофе. Ставила воду на огонь. Кофе лучше с коньяком, не правда ли? Или с виски? Чай с ромом, прекрасная идея. Пальцы зависали над бутылками, не в силах сделать выбор. Время шло, а она стояла и не шевелилась. В голове обычные "будничные" мысли: налить себе немного кофе, расслабиться. Может, пойти тоже поспать? Это было бы лучшим выходом, но это просто невозможно. Каждую секунду приходится бороться с молчаливым давлением, страхом, закованным в тысячу цепей.
Это ощущение выше мыслей, тоньше обычного восприятия. Нечто на грани инстинктов самосохранения. Страшно. Господи, как страшно...

Веста тихо зашла в свою спальню. Прошла сквозь арку, словно ждала пули в спину. Словно на расстрел, только украдкой, легко и бесшумно. Невесомо опустилась на кровать рядом с Нортом. Он спит, значит все в порядке. Но ее спина до боли выпрямлена, мышцы напряжены - волнение зашкаливает. Ее генералу можно только позавидовать. Веста все бы в жизни отдала, чтоб забыться. Обычный сон - лотерея, где главный приз - долгосрочный кошмар или спасение.
Она провела в комнате от силы минут пять, на большее не хватило сил. Выходить нужно так же тихо, не смотреть по сторонам и не дышать. Выходить через этот огромный арочный проем уже раз десятый или двенадцатый за последние пару часов.

Сигарета в пальцах вновь измята и потеряла товарный вид. В конце концов она лопнула, рассыпав табак на пол, пришлось убирать. Нервы ни к черту, но курить совсем не хочется. Без явной надежды, но все же тщательно, Веста обшарила ящик со скудным запасом лекарств и не нашла ничего успокоительного. Зато выудила ампулу Перпетуума. К тревоге тут же примешалось какое-то новое, странное чувство. Этот препарат поможет, но во второй раз отказаться от него будет слишком сложно. Хотя что такое "сложно" для нее! Уже который час ее испытывают на прочность. Уже который год. Тут кто угодно поверит, что способен на невозможное. Даже обычный человек.
Но что поделать, сейчас ведь не самые мятежные времена, а обычные странные будни. Приходится прятать такие ампулы как можно дальше. А ведь в ящик с лекарствами она раз года в два заглядывает, дальше некуда.
Наркотик затерялся среди белых упаковок, и именно в этот момент за спиной раздался знакомый голос. Но сейчас он был настолько неожиданным и громким в натянутой тишине, что сердце вместо крови подавилось колким волнением.
- Привет, - она медленно развернулась. Первой бросилась в глаза белая майка, потом - знакомые черты лица. Темнота за спиной генерала на пару секунд ожила, а затем вновь застыла. Он медленно двинулся вглубь кухни и остановился в шаге от нее. Улыбнулся, и этот факт мгновенно обезоружил.
- Случалось мне просыпаться с провалами в памяти в домах красивых женщин, но как-то это было по-другому.
Ее губы тоже тронула едва заметная улыбка.
- С каждым домом и каждой женщиной всегда по-другому. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь. Может хочешь чего-то... - она обвела взглядом кухню, - перекусить? Хотя стоп...
И только спустя десятки секунд до нее дошло сокровенное "просыпаться с провалами в памяти". Лучше Норту не знать, сколько и как она мучила врачей в телефонном режиме всего пару часов назад. Лучше ему не знать, как она переживала все это время. И, кажется, причины не выходить из этого состояния маячат где-то на горизонте следующих слов мужчины.
Она взяла Норта за руку, будто вынуждая обратить на нее внимание и говорить максимально честно. Неосознанный и крайне красноречивый жест, под стать ее состоянию.
- В каком смысле "с провалами в памяти"? Не помнишь, как уснул?

"Пора взять себя в руки."
В тот момент она и поняла, что утонула. В чем-то темном, вязком, из чего так сложно выбраться... Как те глаза, что следили за ее неподвижным силуэтом на протяжении этих долгих минут. Она встрепенулась и выпрямила сто тысяч раз прямую спину, не в силах избавиться от въевшейся в кожу привычки. Балерина, скажите вы, и это видно не просто в каждом движении - в каждой мелочи: осанке и том, как она держит шею, поднося тонкие кисти рук в горячей чашке чая. Кажется, возьмет - и запястья поломаются под тяжестью обычной чашки. Но эта мнимая слабость скрывает настоящую силу, которая есть далеко не у каждой примы большой сцены.
"С этим надо как-то бороться."
- Ты был с Невидимкой и до того, как решил потерять сознание недалеко от моего убежища. Так что от него избавиться я не смогла. Но очень хотела, ты же знаешь! И отругать бы хотела, вас обоих. Только до него не достучишься, а до тебя... Ну что с пьяного мужа в отключке возьмешь, - руки тянут к себе незамысловатый сосуд с обычным отваром трав - отличный повод на пару секунд отвлечься.
Один глубокий вдох. Вот тут же, напротив, сидит и улыбается человек, который давно уже стал слишком важной частью ее жизни. Он прекрасно выглядит, уместно шутит, а значит здоров, - и это главное. Ее не обманешь - она чувствует это на подсознательном уровне.
Два коротких выдоха. Минус один страх. Остается лишь горстка жестокости, засевшая в темном углу ее спальни. А может и в недрах еще более темного сознания. Ее собственного. Теперь Веста почти ненавидит себя за то, что до сих позволяет себе бояться одного-единственного синтетического солдата. Вот так - до дрожи в коленях и желания сейчас же сбежать. Но ведь совсем недавно она шагала нога в ногу с целым полком Невидимок и этого пронизывающего до костей чувства было в разы меньше.
- Твоя побочка, межу прочим, стоила мне целую кучу нервов... - тихо, будто заговорщицки, уточняет Веста, откидываясь на спинку стула и продолжая следить за генералом.
"Ты расслабилась. Соберись!"
Один глубокий вдох, легкие наполняются воздухом, вытесняя все лишние чувства вплоть до ребер. Ребра сжимаются на выдохе, страх подхватывает пульсация крови и проносит по организму, загоняя в конечности. Одно легкое движение рук, и напряжение выходит через кончики пальцев. Спокойствие, созданное силой воли.
Проделывать этот трюк сейчас намного легче. Ведь вокруг тихо и спокойно, и в этой далеко не родной кухне сегодня так уютно и... тепло? Как много могут сделать люди.
- Ты? На меня? Еще и в суд? - будто соглашаясь с правилами игры, выдает Веста, немного подаваясь вперед и сверкая чернотой глаз. - Милый, ты, что ли, забыл, что вся судовая ветвь под моим контролем? Я тебе прямо сейчас могу сказать, дело - дрянь!
Тут даже не нужно скрывать улыбку, ведь слова говорят сами за себя и военный советник ни капли не кривит душой.
- Вот послушай, как все это будет. Ты стоишь пред судом и что-то там лопочешь. Но присяжные все и так знают. У судьи в протоколе написано, что... мм... - на секунду задумываясь, она обводит хитрым взглядом пространство вокруг, - что тебя, потерявшего сознание, помогли занести ко мне в жилище. Невидимка стоял возле кухни, наблюдал за тем, как я выкуриваю пачку за другой и пью кофе. Потом мне стало слишком плохо. Нервы, да и сердце больное, а кровать-то одна, и на ней ты отсыпаешься уже далеко не первый час. Я зашла в спальню, но ты уже... как ты сказал... Более менее не одет? А потом еще и проснулся на пару часов... - Веста на секунду краснеет и опускает взгляд вниз. Исключительно ради протокола. - И за это можно было все пьянки мужу простить, знаешь ли.
А теперь уже можно слегка заметно улыбнуться и передать эстафету сопернику.
- Так что можешь в суд не подавать. Проиграешь.

Чай неторопливо остывал. В чёрных посудинах он всегда походил на щедрую порцию яда. Так было раньше, но не теперь, и это удивляло. Ещё пару дней назад Веста ни за что бы не задержалась на кухне дольше пяти минут и не улыбалась бы так беспечно, поднося к губам черный фарфор. Это место не вызывало в ней положительных эмоций, как и эмоций в принципе. Огромный черный ящик, в который ты время от времени спускаешься, чтоб пару часов помучиться в кошмарах, выкурить пол пачки сигарет и уйти с таким же пустым сердцем, с каким сюда пришел. Такие места не меняются. Но видимо прав был тот мудрец, который сказал, что не место красит человека, а человек - место.
Она редко позволяла себе улыбаться, поэтому по привычке прятала этот компрометирующий жест за чашкой с чаем. Хотя в тот момент, когда Джеймс встал и прошелся по кухне, явно скрывая свое смущение, она все же сдержаться не могла и открыто улыбалась своей небольшой победе.
Но вот его губы произнесли "черная душонка" и, не смотря на шутку, в которую были облечены эти слова, сердце больно прокололо лёгкие. Улыбка медленно исчезла.
«Как же часто и невзначай он оказывается прав.»
Видимо, чтоб не попадаться на её ловкости, генерал решил сменить тему, но какой же страшной была эта перемена. Он попросил рассказать о самом ужасном, о чем только можно было попросить - о ее прошлом.
Наверное, каждый армеец, доживший до сегодняшнего дня, хотел бы забыть период войны. Многие так говорили, мечтали и даже искали способы утопить прошлое. Но с Вестой было наоборот - она не хотела вспоминать ни балетную школу, ни Нью-Йоркский театр балета. Воспоминание о коротком счастье, которое разодрали в клочья, всегда тяготит сердце. И что же ему рассказать?
- Правда, Джим, ты не мог придумать ничего полегче? Понятия не имею, чего ты можешь обо мне не знать. Да и за плечами у меня всего лишь пара десятков самых обычных лет, а не века приключений.
Она собралась, решив говорить первое, что придет ей на ум, лишь бы самой не углубляться в воспоминания. Села поудобнее, закинула ноги на край стола и стала смотреть в сторону.
- Когда мне было шестнадцать, меня считали лучшей балериной младшего состава. Конечно, все остальные девочки это видели, слышали и чувствовали, но боялись вслух высказывать недовольство. Ведь я все время была рядом. А потом... Боже, будто не про себя рассказываю... Я выиграла грант на обучение в Лондонской школе балетного искусства и впервые побывала заграницей. Прекрасный месяц. Новая культура, люди, манера обучения, сцена и публика. От впечатлений голова шла кругом. В Москве я никогда не имела полной свободы, но за тот короткий период поездки успела прочувствовать ее сполна. Вот только когда я вернулась, мои девочки так озлобились и сплотились, что... - она на секунду замолчала. - Что я оказалась в больнице с переломом и сотрясением.
«А теперь», - отозвался внутренний голос, - «расскажи ему про Сеул.»
Но Веста не собиралась поднимать эти воспоминания из темных глубин своей памяти. Насколько близким должен быть человек, чтобы узнать подобную тайну? Короткий взгляд в сторону его внимательных глаз и почти родного профиля, но уверенности нет. Наверное, об этом не должен знать никто. Да у нее, по сути, никого и нет.
- Я, когда приехала в Штаты, не имела при себе ничего. Вообще. Ни денег, ни документов, ни связей. Знакомые были только у моей подруги, и нам стоило больших усилий добраться до них. Месяц в Портленде, потом перебрались к другим знакомым в Лас-Вегас. Жили в маленькой квартирке с двенадцатью людьми - настоящий ад. У нас на тот момент еще не было документов, но мне повезло устроиться в цирковую труппу и поднакопить денег. Потом Нью-Йорк, ужасные условия и месяц на подработках. Подруга ударилась в депрессию и каждый день пила, я едва не начала разделять ее времяпрепровождение. Но мне повезло попасть в Американский Театр Балета - одна из моих самых удачных афер и обманов. С другой стороны, это была моя мечта, пусть за мою выходку главный хореограф-постановщик и ненавидел меня все последующие годы.
Она даже улыбнулась. Поверить только, три года ее личного абсолютного счастья. Со своими трудностями и проблемами, но со сценой, с танцем, с публикой и признанием. Какой черт потянул ее в Армию?..
- Ладно. У меня получаются слишком сумбурные факты. Сложно сказать одно предложение, не рассказав всей предыстории.
- Тебе не нравится мой интерьер. Мне тоже. Это была ошибка, я просто махнула рукой на это место. После войны не до того было. Хотя, если подумать, эта обстановка слишком дерзко описывает мое состояние в тот период. У меня есть другая квартира, которую пока что удается скрывать от сраных журналистов. Там уютнее. Но в этих покоях есть одна-единственная белая комната, которую я люблю. Это копия моего первого балетного зала. Я изредка там занимаюсь. Вот и все три факта.
Веста незаметно выдохнула, будто сбросила камень с души. Хотя она ни с кем и не делилась такими подробностями своей жизни, это оказалось интереснее, чем она думала. Просто говори что-то хорошее, что-то нейтральное, интересное и не напрягающее.
Слушать, правда, интереснее. Про Норта она знала намного меньше, чем он о ней - только самое важное. Основное. Раньше она никогда не чувствовала в себе права знать о нем больше. Будто это может что-то поменять в их отношениях. Но теперь все было по-другому. Это момент, когда старые отношения перестают существовать, а новые еще не успевают появиться. Теперь самое время для подобных разговоров.
- Your turn, honey, - улыбнулась она. - Я, конечно, не телепат, и синтетических солдат у меня нет, так что буду верить тебе на слово.

There was no girl in my plan!
Yes, the angel on the left
Said “Beware of her advances”,
But the demon on the right
Seen the way that she dances.

Часто бывает так, что первое впечатление о человеке ничем не вышибить. Сколько ни старайся - ничего не поможет. Но только не с этим человеком. Услышь она подобные истории каких-то пол года назад - рассмеялась бы. Нет, правда, ее суровый генерал и полз семь миль по приказу кого-то другого? Или отель хотел открыть? Ну и ну! Это могло быть про кого угодно, только не про Норта.
Но теперь... Она слушала его с закрытыми глазами, позволяя воображению рисовать молодого Джеймса в своей собственной гостинице, и незаметно для себя улыбалась таким рассказам. Ему, пожалуй, было не так-то легко отыскать в своей биографии нечто подобное. Но достаточно было одного воспоминания о его старой жизни, чтоб Веста лишний раз убедилась в своих мыслях о нем. Пусть другие помнят войны, помнят не самые лучшие страницы биографии. Зато она будет помнить что-то далекое от боев и разрушений.

Когда женщина открыла глаза, ее гость уже поднялся и оказался у нужной двери многим раньше хозяйки. А ведь она даже не успела предупредить его, что замок открыть не так-то просто. Веста медленно последовала за Джеймсом.
- Прямо, да. Только эта комната еще дальше, чем тебе может показаться.
Советница взяла генерала за руку, убирая его ладонь, и взялась за ручку двери сама. Она почти физически ощущала, как четыре камеры из восьми сейчас следят за ними. Честно признаться, женщина никогда не умела правильно обращаться с этой хитроумной техникой.

И это еще одна причина ненавидеть этот дом. По приказу департамента охраны каждый сантиметр здесь был начинен умной электроникой и защитой. "Все для безопасности советника Локи". Стены улавливали тембр голоса, некоторая мебель и дверные ручки были способны просчитать пульс, камеры самостоятельно определяли угрозу.
Вот и замок на самой массивной двери реагировал по особой технологии. Необходимо было плотно обхватить ручку, в то же время прижать палец другой руки к индикатору, который располагался на месте замка. За несколько секунд техника отслеживала пульс, сканировала отпечаток пальца, а датчики и камеры проверяли обстановку у двери. Никто ли не держит за спиной другого пистолет? Не заставляет ли открывать дверь? Ведь за этим куском высокотехнологичного металла пряталась не одна комната, а целый блок. Оружие, базы с информацией, доступ к операциям - рай для любого сопротивленца. Правда, ученые и техники перестарались, пытаясь обезопасить эту часть дома.
Веста медленно пыталась открыть эту проклятую дверь. Камеры, отпечатки пальцев, пульс...
- И да, в качестве следующего хода - станцуй для меня.
Одна фраза, одна несчастная фраза, и ее сердце, замерев, больно ударило по ребрам. Выплюнуло немалый ком крови, вызывая сильное волнение.
«И как ему объяснить, что такими вещами не разбрасываются.»
Только через пару секунд советнице удалось успокоиться, но было поздно. Приглушенный, мягкий свет постепенно сменился насыщенным и ярким, позволяя камерам выцепить все детали происходящего.
- Чертов дом, - едва слышно прошипела женщина, с трудом сдерживая раздражительность. Не хватало только, чтоб ее с Джеймсом здесь заперло. В нескольких случаях система безопасности могла захлопнуть ловушку таким образом, что коридор для этих двоих превратился бы в гроб. До прибытия специального отряда. Не самый лучший вариант.
Веста даже не думала оборачиваться к камерам. Как и к генералу. Она глубокого вдохнула, просчитала свой пульс на запястье и, убедившись, что удалось привести его в норму, снова повторила процедуру. На этот раз дверь нехотя поддалась и она тяжело шагнула вперед. Следующий коридор скрывал всего несколько комнат. Женщина немного расслабилась и обернулась к своему гостю, думая над тем, стоит ли объяснять произошедшее.
- Здесь еще есть небольшой склад оружия, - она кивнула в сторону нескольких дверей, проходя мимо. - Кабинет, управление... В общем, работа.

Воспоминания накатывали каждый раз, когда она ступала в балетный зал. Каждый. Сейчас их было уже трудно различить, но они по прежнему приносили с собой боль. Такую, к которой готовишься за пару секунд до.
Веста переступила порог и остановилась. Ничего. Сегодня ее встретила обычная, залитая светом комната, где на трех стенах от пола до потолка висят зеркала, а к двум из них хитроумно приколочены станки. Самый обычный зал, где черное пианино и музыкальный центр стоят в углу, справа от входа, а пол сделан из добротного дерева, каким выстилают сцены театров. Но самое главное, что было в этом помещении - мужчина, вошедший вместе с ней. Первый гость. Один человек, и привычное место уже встречает тебя по-другому.
- Ты только пообещай мне, что никогда и никому не расскажешь о том, что увидишь здесь, - она развернулась к Джеймсу и на секунду положила руку ему на плечо. Потом улыбнулась, - Чувствуй себя как дома. Ну или по крайней мере постарайся. Тут, мне кажется, намного уютнее. Возле пианино есть стул.
Оставив обувь у входа, сама она на двинулась туда же, включать музыку. Особо не выбирая, решила поставить композицию, основанную на сердцебиении. И пока руки справлялись со знакомой техникой, в голове крутилась одна мысль: «Быстрее, пока не передумала.»
Вот только решительные действия и "держи себя в руках" нисколько не помогали прогнать назойливое волнение. Танцовщица знала - это будет мешать. Но для нее такая реакция была естественна. Ей всегда было легче выступать перед большим количеством незнакомых людей, чем перед одним знакомым, а тем более важным человеком. Наверное поэтому она за все свои двадцать пять лет ни разу ни для кого не танцевала.
Веста выключила несколько ламп, оставив свет по краям зала, и вышла на середину. Силуэт генерала, его взгляд, даже само осознание того, что он сейчас здесь, сбивало ее. Каждую секунду она возвращалась к этому.

«Спокойно... Ничего особенного, просто танец. Просто то, что ты есть на самом деле, подальше от всех этих бумаг, пушек, фальшивых лиц. Это ведь должно быть проще всего... быть тем, кем ты должна была быть. Быть собой. Включаешь музыку. Выключаешь свет. Ты делаешь это каждый вечер, каждый божий день! Закрываешь глаза... Как будто ничего вокруг не существует.»

Когда она танцевала - ни на секунду так и не открыла глаз. Смогла убедить себя в том, что одна, и сердцебиение вперемешку с тихой классикой стало вести ее. Это сложно описать словами. Тот, кто импровизирует а танце, на время перестает быть собой, перестает быть человеком. Его почти невозможно отделить от музыки: она становится его кожей и пространством вокруг него, его будущим и тем, что заставляет жить. Невозможно отделить от танца, от движения. Одно сменяет другое, и кажется, что это действо может быть бесконечным, если не трогать, не мешать.
Ты уже почти уверен - она танцует так, будто сами Боги создали ее для этого. И прошлое лжет, ничего не было - ни человеческой злобы, ни Сеула, ни Армии, ни убийств... Это просто не может относиться к тому, кто умеет так двигаться.
Но на самом деле все предельно просто. Так сложилась жизнь. И как бы красиво она не танцевала, как бы ни нравилась богам и людям - она была погребена сначала под окопной грязью, а затем под кипой бумаг.
And she still kept dancing her heart out.