Джеймс Норт всегда превозносил страх. В отличие от многих солдат, он совершенно не стеснялся его. Более того, считал, что не боятся только идиоты. Для ужаса и отчаянья он был вроде как жрец для божества. Поклоняющийся, но и умеющий обратить его себе на пользу. Воззвать к каменному истукану ради урожая, вселить в противника страх ради победы… Разве не одно и то же?
Страх на поле боя был спасителем, в жизни – советчиком. К нему, считал генерал, надо прислушиваться, но всегда держать его в узде. Только тогда он вытащит тебя оттуда, откуда живым выйти нельзя. Только тогда он не погребет тебя.
Нельзя точно сказать, что подтолкнуло военного принять участие в эксперименте, который он, со свойственным ему скептицизмом, считал сомнительным. Сам для себя он объяснял свой поступок желанием узнать наконец, чем занимается Джон Смит в Армии, и есть ли от этого толк. Но на самом деле…
Норт лег в кресло в лаборатории. Он был надежно пристегнут ремнями, и чувствовал себя как на электрическом стуле. Сразу вспоминалась книга Стивена Кинга, а точнее один ее эпизод… Хотелось попросить кого-нибудь положить ему на темя мокрую губку на всякий случай. А то мало ли что.
Последняя деталь – очки. Очки все портили. Казалось, что ты в кинотеатре. Генерал глубоко вздохнул и приготовился увидеть изображение.

Генерал споткнулся. Это было первым, что он понял. Носок ботинка завяз в сухом горячем песке. Песок был везде – во все стороны до линии горизонта, в обуви, под одеждой, в легких… Норт шел по чьим-то следам. Он посмотрел вперед – человек в полевой форме пустынного окраса и в полном обмундировании шагал, с трудом справляясь с сыпучей почвой под ногами. Только теперь Джеймс заметил, что и у него за спиной вещмешок, на плече - штурмовая винтовка, на поясе фляга, заботливо умотанная в несколько слоев светлой ткани, чтоб не вскипела на солнце. Все это тянуло его к земле. Военный ощущал каждый килограмм, он явно шел не первый день. Но не это было причиной усталости. Он был… слабым.
Норт посмотрел в сторону, потом в другую. Рядом с ним шли люди, одетые так же, как он и впереди идущий. Он всмотрелся в лица.
Он узнал их.
Рядом с ним устало плелись его боевые товарищи.
Это был 2001 год. Афганистан. Третий месяц на войне.
Но самым странным было то, что Норт тоже был не совсем собой. Если быть точнее, он был собой образца 2001 года – и внешне, и частично внутренне. Остались только воспоминания о всем последующем опыте, но эмоционально он вновь был 21-летним мальчишкой.
«Вот бы взглянуть на свою детскую рожу. Жаль в пустыне с зеркалами напряженка,» - с неожиданной для самого себя веселостью подумал Джеймс.
- Эй, Далтон, - окликнул он впереди идущего, - знаешь, я удивлен, что ты все-таки пошел с нами. Я думал, что ты так и останешься в мотеле с той шлюхой.
- Твои шутки становятся еще хреновее на второй день перехода, Джим, - нехотя ответил товарищ.
- Нет, серьезно. Ты выглядел почти влюбленным. А хотя подожди… Она же тебя выгнала, да? Я видел, как она отделала тебя сумочкой прямо на улице. Обалдеть, Далтон, даже шлюхи тебя выгоняют! У армии в этом плане преимущество. Тут тебя скорее убьют, чем выгонят.
Остальные солдаты вяло засмеялись. Далтона и правда выгоняли отовсюду, где он появлялся, но он умел влезать во все новые истории. Говаривали, что он даже знаком с Президентом.
- И откуда в тебе взялось это шутовство на склоне лет, - пробурчал Далтон.
И правда, откуда? Еще пару месяцев назад Норт был серьезен и решителен. Он, как и всякий мальчишка со Среднего Запада, был уверен, что нет для мужчины более достойной доли, чем защищать честь Америки. Он думал, что, взяв в руки ружье вдалеке от дома, искупит все свои грехи: и прошлые, и, частично, будущие. Но приехав сюда, он был поражен: вопрос о чести США не стоял совсем. Молодые солдаты прибыли в самое пекло, чтобы отстаивать сомнительные политические интересы, выполнять неоднозначные приказы и стараться при этом не сдохнуть. Последнее положение он понял первее всего. Здесь каждый был занят лишь вопросом собственного выживания, героизм же был присущ либо новобранцам, не бывавшим еще ни на одном задании, либо конченным идиотам. Идиотом Норт себя не считал, а потому отчаянно трясся за собственную шкуру, прикрывая страх корявым солдатским юморком. Пройдет еще немало времени прежде чем он смирится с существованием неизбежного, необратимого, а главное – непоправимого.
Впереди послышались выстрелы. Далтон, их взводный, поднял руку, давая приказ остановиться. Крадучись, пригибаясь низко к раскаленному песку, группа взобралась на бархан. Взводный выглянул через его гребень и, обернувшись к солдатам, кивнул. Это было сильнейшее дежавю, но Джеймс никак не мог вспомнить детали этого боя. Но знал лишь одно: сейчас они пойдут в наступление.
Так и случилось. Одиннадцать солдат, прокладывая себе путь непрерывным огнем, сбегали вниз по бархану. Впереди был окоп с сильно пострадавшими укреплениями, еще дальше – другой бархан, служивший укрытием для талибов, пытающихся выбить остатки американцев с их позиций.
Щурясь на солнце и инстинктивно пытаясь отвернуться от очередей неприятеля, Норт бежал вниз по бархану, отчаянно ругаясь про себя и мечтая поскорее оказаться в окопе. Наконец, увлекши за собой водопад песка, он соскользнул в укрытие. Раздался душераздирающий вопль: плюхнувшись на дно траншеи, он задел культю солдата с оторванной ногой. Лицо раненного посерело и исказилось в болезненной гримасе.
- Черт, приятель, извини, я не видел тебя, - Джеймс поспешно отодвинулся и осмотрел нового соседа. Тот явно лежал здесь не первый час, нога кое-как перевязана. Земля вокруг была пропитана черной кровью. Казалось, что рядовой ценой собственной жизни превратил кусочек пустыни в плодородную почву.
Увидев нового противника, талибы принялись обстреливать окопы с утроенной силой. Вокруг непрерывно звучали хлопки, пули ныряли в песок, взрывая его фонтанами, потихоньку засыпающими укрытие. Надо бы оценить ситуацию, но высунуть голову оказалось чертовски страшно. Может кто-то сделает это за него? Норт подождал несколько секунд, но так и не услышал голосов товарищей. Да и как тут можно сориентироваться. «Левее по бархану, правее по бархану»?
Джеймс осторожно выглянул. Через секунду пуля вошла в песок совсем рядом с его лицом. Солдат резко пригнулся и осел на дно окопа. Острый приступ жалости к себе захлестнул его. Ну зачем ему потребовалось подписывать этот несчастный контракт? Подумаешь, выгнали из училища. Ну запил бы он на пару недель, а дальше нашел бы себе работу и жил как нормальный человек. И про весь этот ад узнавал бы только из новостей.
- Их там минимум семеро! – Крикнул он товарищам.
- Я заметил десятерых, - отозвался Макли откуда-то справа.
Раздался раскатистый взрыв, мир вокруг пошел ходуном – талибы дали залп из подствольников. Норт вжался в землю так плотно, как только мог. Хотелось закопаться еще глубже, найти хоть какое-то безопасное укрытие. Впрочем, он и так был весь в песке, куда уж дальше. Джеймс прижимал автомат к груди и молился Богу в которого никогда не верил.
- Ты что новобранец? – раздался слабый голос одноногого.
Норт обиженно взглянул на соседа. Он и сам прекрасно знал, что значит этот залп: сейчас враг пойдет в наступление. Но разве же он виноват, что со страху не может сдвинуться с места? Сделав над собой огромное усилие, он высунулся на поверхность, держа пространство перед собой на мушке. В каких-то пяти метрах от него бежал афганец. Джеймс выстрелил. Попал. Из-за падающего тела талиба выпорхнула бабочка с ярко-синими крыльями, и приземлилась в окопе рядом с Нортом. Тот непонимающе взглянул на, невесть откуда взявшееся в пустыне, насекомое и вернулся к полю боя. Он отстреливался отчаянно. Опыт подсказывал бить наверняка, беречь патроны, поливая противника очередями только в редких случаях, когда надо прикрыть сослуживцев, но нервы были натянуты, руки тряслись, и палец сам жал на спусковой крючок.
Джеймс распотрошил свой вещьмешок, достав оттуда запас патронов. Перезаряжать магазины он доверил раненному. Враг вновь занял оборонительную позицию.
Справа подбежал Макли:
- У меня магазины закончились!
- Давай сюда пустые, - Норт кинул другу один из тех, что успел набрать слабеющими пальцами одноногий.
- А ты здесь неплохо устроился.
Джеймс даже не улыбнулся. В своем юморе он никогда не переходил границ, и того же требовал от остальных. В конце концов, речь идет о человеке, обреченном быть калекой… если, конечно, он не истечет кровью прямо сейчас.
Макли понял и смущенно отвел взгляд.
- Там Тейлор и Далтон положили еще двоих. Теперь твои прогнозы верны. Духов минимум семеро.
- Хорошо бы их прихлопнуло без нашего участия. Вот чему был бы я рад. Может подбросить им банку свинины с бобами? Пусть сожрут, и их покарает Аллах.
- А Новак никого не прибил, представляешь? Прямо на него бежал здоровенный такой кабан, а тот не мог попасть. Ему бы крышка, если б Тейлор не вмешался. Ну, ничего себе лучший стрелок роты, да?
- Ему не хватает майора Статкопфа, чтоб похлопывал по плечу и хвалил за отличные результаты, - усмехнулся Норт.
Из-за бархана возник один из талибов и направил автомат ровно на Джеймса. Палец его лежал на спусковом крючке подствольника. Макли вскинул винтовку, но его пуля пробила голову боевика когда тот уже выстрелил. Вот теперь Норт отчасти вспомнил этот бой: это был первый раз, когда реальность будто замедлилась. Он отчетливо видел, как граната летит левее цели, но все же попадая в окоп. Секунды тянулись, он зачем-то накрыл истекающего кровью одноногого своим телом, будто тому было не все равно от чего умирать. В этот же момент граната взорвалась. Грохот был оглушительным. В голове пролетела мысль, что шансов нет - смерть придет вот так вот просто и буднично. Но сознание не прерывалось, жизнь не проходила пред глазами... Норт огляделся. Слева траншею почти засыпало, но сам Джеймс был невредим. Он кинул взгляд на раненного – его тоже не задело. Улыбка наползла на лицо. Это чудо, почти что чудо! Так близко… С каким-то истеричным ликованием он обернулся. Макли был мертв.

Воздух стал густым от запаха пороха, Норт растерянно оглядывался по сторонам, рыдания подступили к горлу. Он никак не мог взять в толк, что делать дальше. Синяя бабочка села на плечо одноногого.
- Я не знаю, я не знаю, прости, не знаю, - тот едва ворочал языком.
Джеймс кинулся к Макли. Осколок разворотил лицо сослуживца так, что Норт не был уверен кто перед ним. Бабочка порхнула мимо его плеча и полетела вдоль окопа. Мужчина кинулся следом. Изо всех сил пригибаясь, от мчался за насекомым, почему-то пребывая в полной уверенности, что делает именно то, что должен. Окоп круто завернул, картина, которую он увидел дальше, заставила его мгновенно остановиться. Далтон лежал на земле, в грудь ему упирался автоматный ствол, а сверху нависал ухмыляющийся боевик. Бабочка обогнула автомат и зависла за спиной талиба. Норт не двигался. Ему было страшно, безумно жалко Далтона, но и безумно сложно пошевелиться. Бабочка чуть поднялась над головой врага, словно давая понять, что ждет.
Джеймс бросился на афганца, их разделяли несколько шагов, но казалось, что бежать очень далеко. Он вскинул винтовку, но вдруг понял, что руки его пусты. Оружие исчезло. Боевик засмеялся. Норт накинулся на него и стал душить голыми руками, ярость объяла его, злоба, столь непривычная еще, руководила его действиями. Враг даже не сопротивлялся, он лишь смеялся, смеялся, смеялся, пока жизнь окончательно не покинула его. Солдат разжал пальцы, он недоуменно смотрел в лицо противника. Вместо афганца перед ним лежал тот, чьи глаза он видел всю жизнь, вспоминая о каждом убитом им: мальчишка, тоже приблизительно лет 20 на вид, не похожий на духа – скорее всего наемник из восточной Европы. Его Норт убил два месяца назад – все в том же 2001 году… Это была его первая жертва. Только сейчас он понял, что наемник был неуловимо похож на него самого.
Смех афганца вновь наполнил всю пустыню. Джеймс выглянул из траншеи и увидел целую толпу: все его командиры, все лучшие стрелки… все его братья и сестры стояли здесь с оружием в руках и смеялись смехом убитого боевика. Его братья и сестры: две официантки, пьяница, курьер и священник-анабаптист. Неудачники. Но он всегда гордился ими именно потому, что в жизни своей они даже не видели настоящего пистолета. И вот теперь… Ярость отступила. В ужасе солдат отшатнулся назад и упал, запнувшись о ногу хихикающего Далтона.
- Ты все правильно сделал, Джим, не волнуйся, ты молодец!
- Я ненавидел их, понимаешь Далтон? Тех, кого убивал. Их всех. Я не должен был…

Реальность начала проваливаться. Норт обессилено закрыл глаза. Выстрелы стихли. Далекие еле слышимые пуштунские напевы сменились одной из тех модных американских мелодий, которую Джеймс слышал буквально на днях – в 2016 году.
Он разомкнул веки. Кругом ходили люди в штатском: клерки в костюмах, мамаши с детьми… Это был Нью-Йорк. С биллбордов смотрело лицо Локи, его слова звучали из каждого динамика. Норт понял: это тот самый мир. Покой, смирение и никакой войны. А еще это был он. Генерал Джеймс Норт – взрослый сильный спокойный мужчина, не боящийся того, чего можно не бояться, и умеющий справиться со страхом, который все же проломит его оборону.
Джеймс двинулся по бульвару мимо улыбающихся девушек, дружных семей. Он заглядывал им в лица и улыбался сам: все так как он хотел! Женщинам больше не надо посылать сыновей и мужей на войну, искалеченным мужчинам больше не надо садиться в инвалидные коляски, когда ты еще так силен и молод…
- Здесь тебя не ждут! – Крикнула вдруг одна из женщин.
Глаза прохожих моментально обратились к генералу. Улыбки пропали с их лиц, реальность изменилась. Теперь Норт шел словно сквозь ряды колючей проволоки, отшатываясь от каждого злого взгляда, будто тот жег его.
Он понял: теперь такие как он не нужны. Более того – их ненавидят так же, как он безотчетно ненавидел своих врагов. Его глаза искали в толпе хоть один дружелюбный взгляд, хоть один нейтральный… Все тщетно. Избавившись от злобы друг к другу, люди начали ненавидеть старые воплощения зла, потерявшие теперь всякую силу и ставшие безобидными. Если быть точнее – они просто перекинули свою ненависть, конечно, не избавились от нее, нет. Конечно, нет.
- Убирайся! – прошипел ребенок, подкравшийся к Норту совсем близко, - Не появляйся здесь.
Генерал отступил на пару шагов и уперся спиной во что-то мягкое. Обернувшись, он увидел опрятного мужчину в строгом костюме.
- С каких это пор воякам не стыдно появляться на людях?
Джеймс машинально извинился. Низко опустив голову, он быстро пошел сквозь толпу в надежде найти хоть какое-то укрытие.
- Это ничего. Ничего страшного. Пусть так и будет, - бормотал он себе под нос.
- Убийца, - раздалось над самым ухом.
- Ничего! Я не в обиде! – задыхаясь, заверил Норт незнакомца.
- Проваливай.
- Ничего страшного! Пусть… Пусть…
Вдруг людской поток закончился. Все еще изрыгая проклятия, горожане удалялись вниз по бульвару. Генерал смотрел им вслед, тихо повторяя: "Ничего-ничего… Все справедливо… Это пусть… Ничего…"
Мимо пролетела синяя бабочка. Норт обернулся к пустынным переулкам и побрел в темноту. Он искал там спасения, следуя за насекомым, но почему-то каждый шаг давался все тяжелее. Джеймс откашлялся. Он вдруг понял, что тонет. Легкие его заполняла вода, воздуха катастрофически не хватало. Он оттянул ворот футболки, схватился рукой за горло, но ладонь его вспыхнула. Огонь расползся по руке, перекинулся на грудь и спину. Он жег кожу, причиняя дикую боль, но не повреждал ее. Норт попробовал сбить пламя, но оно лишь перешло на другую руку. Все его тело было будто обмазано липким густым напалмом. Сквозь сжатые зубы вырвался хриплый стон, перешедший в крик.
И вдруг стало спокойно. Он опустился на колени и принялся терпеливо ждать смерти. Генерал простоял так не меньше пяти минут прежде чем понял: огонь жжет, но не причиняет ему вреда, вода раздирает легкие, но он никак не может захлебнуться. Такие как он не умирают. Вне зависимости от социального строя, намерений государства, правителя и еще чего-либо… таков человек. Он способен ненавидеть, он способен убивать, он способен причинять боль. Так будет всегда.
Бабочка подлетела совсем близко. Офицер протянул раскрытую ладонь, и она тут же на нее села. Пламя погасло, вода ушла. С трудом Джеймс откашлялся и перевел дыхание.
Теперь он был совсем один в новом мире. Без возможности быть прощенным, без возможности умереть.
С надеждой в глазах он смотрел на бабочку, но та не двигалась. Неужели убежать тоже не удастся?
- Ладно… Я все понимаю. Отпущения грехов нет…
Он безвольно опустил руку. Бабочка зависла перед самым его носом, помедлила секунду и стремглав полетела прочь. Спотыкаясь, военный вскочил и кинулся следом. Норт гнался за ней пока хватало сил, и даже когда совсем устал – все равно бежал не сбавляя темпа. Он видел картины прошлого, иллюзии будущего. Он видел то, о чем хотел забыть. Мысли рождались в голове и испарялись, будто их уносило встречным ветром.
- Бесмир… - прошептал он и остановился, - Его звали Бесмир. Того мальчишку, которого я убил первым…
Он вспомнил, как талибы окликали его по имени. Вспомнил, что прекрасно расслышал их слова, и полностью осознавал, что убивает живого человека по имени Бесмир. Потом эти воспоминания улетучились. Он больше не фиксировал в памяти ни имен, ни обликов. Но сейчас… Казалось, он вспомнил все разом. Он видел их лица – у всех разные. Он знал, как звали многих из них. Он оплакивал их.

Оборвалось все. Это был миг абсолютной тишины. На секунду Норт подумал, что все-таки умер, но в следующее же мгновение распахнул глаза. Он лежал в кресле в лаборатории, а вокруг стояли невидимки, готовые защищать своего командира, но не знающие что именно ему угрожает.
- Это ничего… пусть… пусть… - твердили они вразнобой тихими голосами, глядя на генерала.
Джеймс недоуменно посмотрел на них. Он не мог вспомнить ни единой детали своих видений, но был уверен, что что-то изменилось.
- Разойтись, - скомандовал офицер, поднимаясь с кресла, едва на нем расстегнули ремни.
Норт так и не нашелся, что сказать более. Он осознавал, что только что пережил один из худших моментов в своей жизни, но, вместе с тем, он был уверен, что приобрел нечто ценное. Проблема была в том, что совершенно не было ясно, что же это такое… Но главное - оно существовало. Спасение.

Ремни неприятно передавили запястья и щиколотки, сковали ноги и полностью обездвижили  корпус. Она знала, на что шла, и, по наставлению некоторых знакомых, давно уже должна была показаться ученым. А лучше врачам. Каждый испытуемый преследовал свои цели: кто-то хотел узнать свои самые сокровенные страхи, кто-то – пережить моменты падений и вновь побороть трудности.
Весте необходима была встряска. Основательная, жестокая, возможно даже калечащая, но способная вернуть к жизни. Поэтому испытания «Бабочки» назначили в самый подходящий момент. И плевать на скованное тело, на то, что залезут в твой мозг. Главное – достать оттуда самое мерзкое и самое сокровенное, то, до чего сама девушка уже не дотянется.
На танцовщицу надели специальные очки и через минуту темнота, неожиданно густая, обволакивающая, утянула ее окончательно...
***
Яркий свет прорезал сознание, заставляя судорожно собирать мысли и бесполезно щуриться. В одно мгновение ей открылись несколько фактов, и девушка не понимала, на каком из них стоит заострить внимание. Может на том, что ее тело лежит в багажнике машины? Или на том, кто только что открыл крышку и теперь лениво смотрит на нее, что-то для себя решая? А, возможно, на том, что она не может пошевелиться и не чувствует свое тело? У Валерии было слишком много вопросов, но произнести что-либо вслух оказалось невыполнимой задачей. Сил почему-то хватало лишь на прерывистое дыхание.
Сильные руки подхватили тело балерины, будто оно совсем ничего не весило, и понесли в сторону от машины. Теперь девушка смогла разглядеть то, где они непосредственно находились: высокие прямые деревья, вершин которых почти что не видно;  черная, как смоль, кора стволов; прелая листва под ногами, уже давно опавшая и теперь перегнивающая с характерным, едва уловимым запахом. Ни птиц, ни животных. Только два человека посреди леса и поздней осени.
Мужчина опустил свою ношу на землю, как только вышел на небольшую полянку. Прислонив тело к дереву, он присел рядом на корточки и на пару секунд задумался. Лера внимательно смотрела на него, пытаясь запомнить черты лица, но понимала, что картинка нещадно плывет перед глазами. Все, на что бы она не посмотрела, тут же смазывалось и стиралось, взгляд никак не желал фокусироваться, да и само восприятие происходящего было слегка вялым и отрешенным. Мужчина развязал ее руки, которые, оказывается, как и ноги, были перехвачены бечевкой. Зачем ее связывали, для самой девушки осталось загадкой. Она уж точно знала, что ее сил едва хватает на то, чтоб дышать и балансировать на грани сознания, оставаясь здесь, а не проваливаясь в такую заманчивую, обволакивающую и мягкую темноту. Тем временем мужчина будто попытался привести руки пленницы в чувство, но те не реагировали, спадая безжизненными плетьми. Легко покачав головой и буркнув тихо «Слишком много вколол», мужик поднялся на ноги и отошел в другую сторону, потеряв к Весте всякий интерес.
«Говорила мне мама, чтоб не оставалась в академии до ночи, чтоб не репетировала сверх меры. Ну вот, доигралась. Хотя у меня ведь не было другого выбора, правда? Я не виновата, что меня некому провожать домой. Могли бы и позаботиться обо мне, родители называется… Они ведь прекрасно знают, что, не работай я столько – ни за что не получу главную роль.»
Сомнений в том, что ее украли, почти не осталось. Очевидная и вполне предсказуемая ситуация – нечего молодым девушкам ходить одним по ночам. Город огромен, город сожрет – никто и не заметит... Вот только теперь следует предложить достойный выкуп, правильно? Найти бы только силы, чтоб говорить...
Из-за дерева за спиной выпорхнула ярко-синяя бабочка, которая одним своим фактом существования здесь и сейчас вносила ощутимый раскол в реальность. Весте стало не по себе. Такие бабочки в лесах не летают, наверное... Но сей факт не мешал насекомому зависнуть над ее телом, на пару секунд опуститься на макушку и, как ни в чем не бывало, исчезнуть. Потеряв бабочку из виду, девушка решила, что бредит. Но откуда-то появились силы говорить, и она тут же начала, не теряя ни секунды:
- Вы ведь похитили меня, правильно? Мои родители – очень обеспеченные люди, они предложат Вам достойный выкуп. Все, что пожелаете... - сомнения терзали девушку с первого слова. Мужчина, развернувшись к говорившей, молчаливо наблюдал за ней, слушая ее тихие тирады слабым надломанным голосом. Его губы поддернула легкая ухмылка, и столько страшного предвкушения, столько жестокости и решительности было в этом маленьком жесте, что Лера враз смолкла. Глаза ее слегка расширились от страха, но осознания его намерений еще не было, лишь смутные догадки. Пристальный, пронизывающий взгляд мужчины заставлял говорить дальше:
- Мне всего шестнадцать, Вас ведь посадят... Вас обязательно поймают и посадят, что бы Вы мне не сделали.
Голос безнадежно срывался, хоть она и пыталась держать себя в руках. С каждым ее словом ухмылка мужчины разрасталась, превращаясь в открытый и хищный оскал.
- Никто не узнает...- три слова, заставившие ее мир мгновенно перевернуться. Никто? Значит, ему не нужны деньги? Значит, он не собирается ее отпускать?
Теперь девушка с неподдельным ужасом наблюдала за действиями мужчины, и с каждой секундой страх, дикий, животный, съедал ее все сильнее, наполняя каждую клеточку тревогой и волнением. Вот сильные руки подхватывают какой-то тяжелый ящик, стоящий в стороне, и опускают его по середине поляны. Мужчина поочередно достает и проверяет какие-то инструменты: множество ножей, ножовки, топор... Все в крови. Теперь Веста видит каждое запекшееся пятнышко на стали. Теперь ей хочется вжаться в ствол дерева и исчезнуть. Сейчас же. Срочно.
Она прекрасно знала назначения этих предметов. Более того, она могла представить, что и как он будет использовать, вот только... Это означало ее смерть, мучительную, долгую. Здесь, посреди глухого леса, наедине с убийцей, и никто никогда не узнает...
Веста попыталась пошевелиться, собралась, заставила себя сделать мощнейший рывок, на какой только была способна, но по факту ни одна мышца не подчинилась ее внутреннему позыву. Действительно что-то вколол... Такой слабости она никогда не чувствовала и чувствовать не могла: одна из сильнейших молодых балерин, она славилась своей выдержкой и силой. Много факторов выдвигали ее в лидеры, подводя еще совсем юную Весту к раннему выходу на большую сцену. В ее мире без силы не выжить – как внутренней, так и внешней. И кто она теперь без нее? Жертва? Живой труп? Валерия закрыла глаза, продолжая пытаться хотя бы пошевелить пальцами на руках, но тело не желало откликаться, будто ей уже совсем не принадлежало.
Попытка, вторая, третья. Все было тщетно, все было против нее, даже собственное тело, что уж говорить о том страшном человеке, что сейчас перерывал другой ящик. Поистине страшная для нее ситуация, которой балерина всегда боялась. Но страх этот был далеким, ведь никогда и не подумаешь, что тебя вот так просто и страшно убьют. Хотя о смерти в такой ситуации хочется мечтать, кто знает, какие мучения может уготовить человек, завезший свою жертву в лес, припасший здесь же все, что ему будет необходимо.
Мужчина поднялся, оглядел еще пару припасенных ранее ящиков, которые стояли немного дальше, и направился к ним. Опустившись рядом, он принялся вновь что-то осматривать, беспечно оставив девушку без внимания. Ну конечно, куда она денется.
Из-за дерева вновь показалась бабочка. В какой-то непонятной спешке насекомое принялось летать вокруг Весты, которая следила за этим чудом с внезапно накатившим спокойствием. Зависнув на пару секунд над девушкой, синий огонек внезапно резко взлетел, и танцовщица потянулась за ним всем телом, разом приходя в себя. На секунду застыла, осознавая, что может двигаться... Быстрый взгляд на мужика – он сидит у ящиков, спиной, кажется даже, что-то напевает себе под нос. Тонкие пальцы в секунды расправляются с узлами на ногах и одна мысль «Бежать» становится смыслом ее существования.
Веста сорвалась с места и тут же скрылась в темноте леса. Никогда ранее она не была поглощена чем-то до такого фанатичного состояния. Беги, и ты сможешь спастись. Беги от своей судьбы, от мучений и смерти. Беги, пока еще есть силы на следующее движение, пока замертво не упадешь в листву. Сейчас только беги...
***
Лес встретил ее холодно, словно никогда не ждал и не желал, чтоб она в нем появлялась. Встретил спертым воздухом, будто только и думал, чтоб она быстрее задохнулась и упала, бездыханная. Встретил разношерстным ковром из листьев, сплетающим ее ноги и мешающим идти. Извилистыми корнями деревьев, что так удачно прятались среди россыпи опалой и перегнивающей листвы. Корнями, о которые она то и дело спотыкалась и падала, а, оказавшись по локти в рыхлой почве, снова и снова поднималась. Но вставать с каждым разом было все труднее.
Силы снова покидали девушку,  и она не была уверена, потому ли это, что введенная муть вновь отвоевывала свои границы, или же потому, что она уже достаточно долго шла, а до того еще дольше бежала. Возможно, и лес влиял на нее: темные ветви деревьев скрывали солнце, прель устилала землю, а промежуток между ними, казалось, и вовсе застыл. Окружающая обстановка не просто угнетала - она высасывала энергию, выпивала жизнь из потревожившего ее однообразие гостя.
Валерия опустилась на огромный корень, что пронизывал землю близ родного дерева, чувствуя, что сил двигаться уже не осталось. Она обхватила плечи руками и немного боязно осмотрелась – темно, сыро, глухо... Не найдя глазами птиц, девушка принялась разглядывать листву под ногами. Ни мелких тварей, ни гадюк, средь гнили не водилось даже червей. Абсолютно гиблое место.
Лере захотелось немедленно встать и продолжить свой путь, убраться поскорее, найти хотя бы пробивающийся сквозь ветви луч солнца, но лишь захотелось... На деле, дергано пошевелив плечами, она и вовсе потеряла силы к движению. Даже больше – теперь ей стало до невозможного сложно сидеть без опоры. Совершив величайшее усилие над собой, девушка скользнула в листву, облокотившись спиной о корень. Глубоко вдохнула, чувствуя, что не может надышаться. Здесь, у земли, воздуха не было вовсе. Пару рваных попыток наполнить легкие кислородом... Она задержала дыхание и на секунду прикрыла глаза.
- Страшно? – послышалось откуда-то справа.
Балерина слегка нахмурилась и шумно втянула в себя воздух. В том, что она бредит, сомнений не было, вот только голос был таким странным... Будто знакомым, но не сейчас, а в далеком будущем. Не имея сил говорить, девушка ответила мысленно, будучи уверенной, что ее услышат:
«Мне тяжело но... не страшно. А разве должно быть?»
- Должно, - уверенно отозвался голос. - Должно, если ты заглянешь внутрь себя. Потаенные страхи, то, что ты сама от себя скрываешь… Ну что, будем смотреть?
«Там не на что смотреть», - внутренний голос звучал уверенно, но волнение уже охватило ее сердце. Только не туда, только не лезь…
- Ты боишься... смерти. Но не спеши прерывать меня, я прекрасно знаю, что не обычной. Ты боишься бесславной смерти. Боишься, что твой убийца до конца своих дней будет хранить свой ужасный секрет и его не поймают. Боишься, что твое тело никогда не найдут, а под могильной плитой будет лежать пустой гроб.
Веста еще больше скривилась. Сейчас ей хотелось думать о чем угодно, но только не об этом.
«Я знаю своих демонов, но зачем напоминать мне о них сейчас? Я убежала от того...»
- Ты всего лишь поменяла петлю. Смотри... - голос на пару мгновений затих, и Веста открыла глаза. – Выход отсюда ты не найдешь. У тебя не хватит сил даже для того, что бы подняться. Ты слаба и беспомощна. Ты умрешь здесь, твой труп засыплет листьями и он сгниет вместе с ними. Никто никогда не найдет тебя...
Голос сменился ритмичным стуком. Девушка слышала собственное сердце так четко, будто приложила его к уху. Панический страх сковал и без того неподвижное тело, мешая дышать, путая мысли... Но вместе с тем страх этот не давал сил, а был частью осознания своей беспомощности. Да, она не боялась умереть сейчас же, если ее смерть хоть кто-то увидит и сможет рассказать об этом. Но ведь ее и правда не найдут...
К горлу подступил неприятный ком и, не силясь сдерживать себя, она позволила слезам свободно катиться по щекам, застилая и без того мутную картину леса еще одной пеленой. Если вам кто-то рассказывал, что видел плачущую балерину – не верьте этому наглому лжецу. Балерины плачут разве что перед смертью.
На фоне однообразного темного месива деревьев мелькнула синяя точка. Наспех протерев глаза, девушка уставилась в ту сторону, силясь получше разглядеть яркое пятно. Оно, в свою очередь, неумолимо приближалось к ней, пока не стало четко различимым. Это синяя бабочка. Вернулась.
Увидев ее, вновь приняв сам факт существования такой красоты в этом богом забытом месте, Веста вдруг осознала одну очень важную вещь, которую ни в коем случае не должна была забывать. Кто-то учил ее бороться до последнего. Эта установка не из ее времени, не шестнадцатилетней танцовщицы. И вновь шаткая грань нарушилась, будто будущее и прошлое переплетены настолько сильно, что находят обоюдный отклик друг в друге. Да, она не помнит, не знает еще его имени или лица, но уверена в том, что обещала ему выжить.
Не стоит и говорить, как трудно ей было просто подняться на ноги. Тело пробивало мелкой дрожью, мышцы не слушались, но Веста умела пересиливать себя и переступать через боль. Стоило лишь напомнить ей цель. И бабочка, неустанно маячившая впереди, казалась сейчас наглядным ее воплощением. Потому, не думая более ни о чем другом и точно зная, что делает правильно, девушка кинулась вслед за удаляющимся синим огоньком...
***
Кусты, кусты, кусты... Сплошной засохший терновник. Бабочка легко маневрировала между ветками, медленно продвигаясь вглубь, Валерии же продираться сквозь эти заросли было не так легко. Острые и крепкие колючки цепляли все: одежду, кожу, волосы... Проламывая себе путь руками, продираясь сквозь намертво переплетенные ветки, девушка молила богов о том, чтоб это быстрее закончилось. Но терновник все никак не кончался, а бабочка продолжала настойчиво лететь вперед. Если бы не она – танцовщица в жизни бы не полезла сюда, да и сейчас жалела, что оказалась в таком положении. Она коротко оглянулась, подметив, что если и решит возвращаться – придется вновь прокладывать себе путь. Эти странные ссохшиеся ветви будто срастались заново за ее спиной. Коротко вздохнув, она вновь заставила себя идти за бабочкой. Теперь к общей боли во всем теле прибавилась боль от разодранной кожи. При том болел почти что каждый сантиметр тела – одежда давно изорвалась, открыв живот, спину и ноги на встречу колючкам. Но нет другого пути, как и дороги назад, только следом за мотыльком, он должен знать, как выбраться отсюда.
Боль заглушала мысли. Лера не смогла бы сказать, сколько вот так вот продиралась, сколько останавливалась, вынимая из тела впившиеся колючки. Никто не заставлял ее торопится, потому поначалу она старалась находить менее заросшие участки, где-то пролазить, где-то лишний раз обломать руками… Но спустя, наверное, пол часа это все отошло на второй план. Сцепив зубы, она просто шла вперед.
В мыслях только слова «надо» и «идти»... были, пока не вклинилось что-то третье. Знакомые звуки сперва узнало тело – по спине пробежала дрожь и девушка мгновенно выпрямилась, расправляя плечи. И лишь через мгновение пришло осознание – это звуки виолончели. Высохшие ветки заметно поредели, а впереди, сквозь плотный мрак, пробивался искусственный свет. Бабочка явно летела туда, Веста ускорила шаг и спустя минуты вышла на... сцену Большого театра.
***
Знакомый пол... Свет софитов неожиданно сильно резанул глаза и Валерия прищурилась. Сделала пару шагов вперед и вдохнула до боли знакомый запах. Да, это было именно то место, где она так долго репетировала, и где хотела непременно выступать. Сцена, на которой она так и не станцевала. Потому что люди – это вовсе не люди, а подлые твари, у которых хватает жестокости толкать тебя с лестницы, чтоб ты ни за что не вышла на эту проклятую сцену. А потом ведь как... Потом долгие месяцы в больнице, осознание, что вернуться на прежнее место ты не сможешь... Потом учеба, карьера, переезд, Армия, война...
Девушка неосознанно двигалась к самому краю сцены и остановилась перед наполненным залом. Конечно, ей уже давно не шестнадцать и она не балерина. Солдат. Боец по жизни. А перед ней в зале – вся ее армия. В первом ряду, в самом центре, восседает Локи, справа от него сидят семнадцать блудниц, слева – генерал и весь действующий командный состав. Дальше в зал – все, с кем она дружила и общалась, ходила на задания и даже те, с кем пару раз сталкивалась в коридорах. Но лица... сосредоточенные и даже злые. Они смотрят на нее и чего-то ждут, а Веста двигаться больше не может.  Вместе с воспоминаниями вернулась и сковывающая слабость.
- Танцуй, - послышалось откуда-то из зала. Знакомый голос отдавал сталью и каким-то жестоким предвкушением.
Девушка окинула присутствующих взглядом, полным непонимания, опустила глаза и… заметила алую жидкость под ногами. Маленькая аккуратная лужица. Привыкнув к боли, она и не заметила, что буквально сочилась кровью.
- Танцуй, - а этот властный голос она узнала бы, забудь даже свое имя. Лера подняла глаза на Локи, но тут же ее отвлек звук взведенных автоматов. В каждой кулисе стояло по два солдата-невидимки, и они были готовы стрелять. Только по чьей команде?..
- Я слаба, я не могу двигаться... - трикстер лишь ухмыльнулся ее словам, продолжая выжидающе наблюдать за девушкой.
И, если сегодня она познала сильнейшее отчаяние и страх, то подобного волнения, настигшего ее в те минуты, она раньше не ведала. Волновалась каждая клеточка тела, каждый миллиметр, но сердце, заходившееся, беспокойное, перекрывало все ощущения, будто весь мир обращая к своему надрывному биению.
- Неужели вы не видите, что я истекаю кровью? – вопрос был обращен даже не к Локи, а ко всему залу. Веста хотела найти отклик хоть в одном взгляде, но его не было.
- Мы все пришли посмотреть на твою смерть, - все так же уверенно произнес трикстер, - не заставляй нас ждать. И да… Сделай это красиво.
С этой последней фразой Веста поняла, что сердце ее остановилось. Следующего удара не будет.
Картинка погасла.
***
Осознание того, что все пережитое было лишь экспериментом, пришло в первые секунды пробуждения. Свет снова слепил глаза, ремни неприятно перетягивали кожу, девушка дернулась и подалась на встречу подошедшему к ней ученому.
- Я не закончила, почему меня отключили?
- Показатели работы Вашего сердца стали критическими. Установка сама решает, когда эксперимент следует прекратить.
Ее отстегнули от кресла, и Лера медленно поднялась. Одно лишь ощущение того, что тело вновь наполнено силой, перебивало горечь от проваленного эксперимента. Но за него ведь не должны делать выговор, правда? Нащупав пачку сигарет в кармане, девушка твердо решила проторчать в курилке минимум час.
Один из помощников нагнал ее уже в дверях, по пути все время заглядывая в какие-то записи.
- Знаете, а у Вас ведь очень слабое сердце... - мужчина перевел взгляд на пачку сигарет в ее руках. Коротко кивнув, танцовщица поспешила прочь из лаборатории. О своем здоровье сейчас хотелось думать в последнюю очередь.

Отредактировано Valeria Vesta (2013-06-02 01:26:59)