Меня сложно заставить что-либо делать. Это скорее привилегия людей, стоящих во всех смыслах выше меня. Во всех без исключения. Без малейшего шанса моей внутренней стороны открыть свой поганый рот в попытке протестовать, спорить и перечить. Потому, наверное, и принуждали меня к чему-либо крайне редко, ведь за подобной возможностью приходилось идти к самым верхам, коих я всегда откровенно побаивалась. А это - слишком муторное и неблагодарное занятие. Легче уж было попытаться меня избить и заставить силой.
Но вот, я стою здесь, на огромном полигоне, не по своей воле. Мне, можно сказать, и вовсе не хочется тут находиться, но от прямого приказа свыше не отвертеться. Я стараюсь не думать о том, что сейчас происходит, не думать о грузе ответственности, занесенном надо мной подобно гильотине, но от моих мыслей суровая действительность не меняется.
Передо мной по полигону бегают наши бойцы из последних наборов, совсем еще зеленые. Хотя с группой мне определенно повезло - на пятнадцать парней всего один упитанный малый, двое худощавых скелетов и одна девчонка. Остальные - вполне годный человеческий материал, из которого можно вылепить нечто большее. К слову, тренирую я их уже не впервые, но каждый раз надеюсь, что уж теперь-то - в последний.
Ах, если бы.
И у нас, как всегда, слишком мало времени. Мне порой кажется, что времени этого никогда не бывает достаточно. Когда за него не возьмись - вечная недостача. И если его хватает на что-то одно, то непременно не хватает на другое.
Я смотрю на этот молодняк и меня пробирает едва уловимая злоба. Они, совсем не обученные, с неважной физической подготовкой, даже бежать нормально не могут. Жестко ли командуешь, или пытаешься втолковать как детям, - они не понимают. Вот тебя выпустили на поле боя, где кругом творится полнейшая вакханалия из выстрелов, взрывов и криков. Добежать до ближайшего укрытия - вопрос жизни. Все ведь помнят про пушечное мясо и пятнадцать минут?
Все, как один, утвердительно кивают. И продолжают бежать, будто сдают норматив по физкультуре.
- Чак, немедленно возвращайся в строй!
Падающий уже в третий раз за дистанцию с трудом поднимается на ноги. Аутсайдер сегодняшних гонок обречен на провал по всем статьям. Ни его габариты, ни пофигистическое отношение к происходящему, ни ветер в голове не сулят нормальной выживаемости. Такого разве что в тыл посылать, а лучше и вовсе домой, к любящей бабушке и видеоиграм. Но подобные решения, к сожалению, далеко не в моей компетенции.
И все, что я могу - это требовать от него уровня его старших и лучше подготовленных сослуживцев.
Я едва заставляю себя двигаться. Под серым тяжелым небом и сильным ветром единственное, что хоть сколько-нибудь согревает меня - тлеющая сигарета и полупустая пачка в кармане куртки. На таком ветру прикурить - целое исскуство. В котором я, не скрою, готова упражняться с большим удовольствием, нежели гонять этих желторотиков и требовать от них стандартных нормативов.
В конце первого часа мои нервы не спасает даже никотин. Приходится отлепить свое бренное от казенного Хаммера и приказать этим великим бегунам остановиться.
Ну хоть что-то они делают исправно - в нескольких метрах от меня образуется стройная шеренга. Я даже не замечаю, в какой момент среди этих новичков начинает мелькать белокурая голова моей Кравец. А когда наконец понимаю, что передо мной именно она - мне кажется, что все правильно, так и должно быть. Может ребята потянутся за более опытной и улучшат свои показатели. Ведь для большинства здесь присутствующих было бы обидно, если бы их перещеголяла какая-то девчонка.
- Ньют, - киваю в сторону большого ящика возле Хаммера, - доставай MP-15.
Пока парень возится с оружием, я мысленно просчитываю дистанции. Странно ведь, поставили меня кем-то вроде тренера, хотя во мне отродясь не было дара что-либо втолковывать. Я даже пыталась. Но результаты - дело практики, а не теории. Суровой действительности. Представляю, что от начальства могу услышать о непедагогичности своих методов. Но я ведь найдусь, что ответить.
Сами прекрасно знали, кого ставили на эти тренировки.
Короткий инструктаж моим новоиспеченным смертникам. От услышанного их глаза расширяются.
- Ваша скорость, - говорю, - одна из гарантий выживания. Вы плететесь по периметру, как раскоровевшие старшеклассницы. Теперь такая тактика может стоить некоторым из вас здоровья, а особо счастливым - жизни.
Ребята теперь уже не стараются скрывать волнение и нервозность. Но мне на них наплевать, и долго втолковывать сей факт не приходится. В конце концов, по настоящему привязываться мы можем только к тем, кто хоть какое-то время продержится с нами бок о бок, а не отойдет к Хель при первой же серьезной перестрелке.
Дальше объясняю "правила". Ньют, лучший стрелок этой группы, стоит на исходной точке, у каждого испытуемого есть пятнадцать секунд. После открывается огонь - сначала по ногам, потом по корпусу. В идеале им бы дать минимум секунд двадцать, чтоб гарантированно уйти от огня. Но в подобных обстоятельствах противник не упустит ни одного мгновения.
Сама не знаю, откуда во мне эта смелость и уверенность. Задуманное нравится мне безмерно, да и сама не отказалась бы, если бы меня подобным образом подстегивали. Я даже не волнуюсь, несокрушимая сила сейчас держит мои плечи и голову. Никогда бы не подумала, что решусь провернуть нечто подобное.
- Первым бежит Томас. Потом Алби, Бен, Галли... - несколько имен погодя, вспоминаю о нашей прекрасной парочке. - Тереза и Хайя, бежите в паре. Первая мишень - та, которая идет второй.
Ну что, первый пошел.

Так им всем и надо, этим мелким недоделанным солдатикам. Полежат в больничном крыле пару дней, подумают над тем, как быстро нужно бегать под огнем, и, заметьте, еще даже не шквальным.
Эти внутренние отговорки мгновенно затихают, когда на дистанцию выходят Хайя с Терезой. Хрупкая девчонка с темной копной непослушных волос двигается на удивление резво, наверное надо было ставить наших красавиц в пару к парням, поучились бы у них скорости. Но вот тому, что творит моя светлая головушка, не научишься, такие привычки в тебе либо есть, либо их отродясь не было. Кравец сбивает конкурентку красиво, без особых трудностей, этот момент так и стоит перед глазами. А она, выйдя сухой из воды, еще и честь отдает, остальной группе на радость.
И только я собираюсь отправлять следующих смертников, как земля под ногами обретает свою жизнь и встает на дыбы. Секундная вспышка света остается за спиной, вне поля моего зрения, а вот взрывная волна вперемешку с оглушительным звуком накрывает с головой.
В системе моего восприятия заложена нехитрая, но очень полезная установка - при звуке выстрелов или взрывов тут же сгибаться, одновременно выхватывая пистолет. Сейчас пушка мне, конечно, не нужна, но автоматизм работает исправно - я в ту же секунду оказываюсь за авто и чувствую, как волна высвобожденной энергии приподнимает мое укрытие на два колеса. Внедорожник стойко сопротивляется и возвращается в исходное положение. Еще через секунду открываю глаза - картинка плывет и я никак не могу сфокусироваться. В голове стоит далекий гул и вместе с тем - протяжный писк. Нас будто бы швырнули на самое дно океана. И то ли уши заложило, то ли вода слишком тяжело припечатывает к дну. Абсолютная изоляция, ни звуков, ни картинки, даже мысли из головы вышибло. Я прижимаюсь спиной к джипу и жду, пока не пройдет оглушение. Это единственное, что я сейчас могу делать, и единственное, на что согласен мой натренированный организм. С непривычки от таких эффектов начинаешь бросаться в стороны и кричать, не слыша своего голоса. В общем, становишься отличной мишенью. Сколько таких я на своем веку повидала...
Через какое-то время картинка возвращается, и становятся все отчетливее слышны крики бедных детишек. Не всех, конечно, лишь единицы поднялись на ноги и пытаются вернуть свои чувства с помощью работы голосовых связок и бесцельного махания руками. Остальные покорно припали к земле и выжидали, пока их организм даст отбой.
Мои силы тут же мобилизуются, я разворачиваюсь к покалеченному внедорожнику - толстенные стекла пробиты какими-то железными балками, кои впились в лобовое, будто стрелы в мишень. Передние двери не открываются, приходится лезть сзади и кое-как вылавливать "рацию" - в салоне полнейший бардак. По внутренней связи докладывают, что взрыв - результат воздушной бомбардировки. Наша техника должна взлететь в ближайшие пол минуты, а пока...
Не дослушивая, бросаю тачку и несусь к первой горстке моих детишек. Вдалеке раздается еще один взрыв. Они поднимают своих подбитых товарищей, забирают еще два автомата и срочно удаляются в сторону ближайшего укрытия. Я перехватываю Хайю и несусь на тридцать градусов правее, к другим помещениям, то ли в командный пункт, то ли ближе к бункеру. Тяжелая дверь с трудом открывается, и, захлопываясь, погружает нас в кромешную тьму.

***
Низкие звуки в первую очередь ударяют по некому совершенно особенному восприятию. Будто вибрации через добротный бетонный пол перетекают прямиком в тело. Потом эти частоты доходят до слуха - равномерные и быстрые, они существуют в определенном порядке и, накладываясь друг на друга, образуют подобие мелодии. Но она еще неполноценна. Лишь далекие четкие удары.
В узком и плохо освещенном коридоре почти пусто. К стенке привалилась какая-то шлюха и парень рядом явно старается развести ее на "подешевле". Судя по внешнему виду, он слишком пьян для того, чтоб сторговаться с такой дамочкой. Веста бросает на Хайю короткий взгляд, беззвучно требуя следовать за собой и не отставать. Они проскальзывают мимо несладкой парочки и направляются к единственной двери в самом конце, из-за которой музыка с каждым шагом слышна все отчетливее.
Короткий стук. По ту сторону открывают задвижку на уровне глаз и взгляд кирпичом оценивает девушку с ног до головы. Хайя в этот момент скрыта от глаз пропускающего, и тем-то лучше. Дабы ускорить процесс, Веста представляется, и задвижка мгновенно захлопывается. Зато открывается сама дверь, выпуская в коридор бьющие по ушам биты.
Ее до сих пор помнят здесь. Хотя эти стены не видели ее уже несколько месяцев, а охранники, возможно, забыли черты ее лица... Но имя узнают, имя ходит среди людей и не забывается.
Вслед за Лерой в небольшую комнатку проскальзывает Хайя, и охранник мгновенно хмурится.
- Без проблем, она со мной, - коротко кидает танцовщица, следя за второй дверью - последней преградой. Мужчина делает лицо двойным кирпичом и недовольно складывает руки на груди. Да если бы этот амбал решил от них избавиться, мог бы в каждую лапищу схватить по девчонке и забросить их на пару десятков метров. Дабы лишний раз не злить нового блюстителя порядка здешних странных мест, Весте приходится откупиться парой купюр.
- Но если я увижу эту малявку с наркотой - выкину к чертовой матери, а у тебя будут проблемы, - ткнув пальцем в сторону Леры для убедительности, здоровяк открыл последнюю дверь и громкая музыка мгновенно заглушила все, что могла - и внешние звуки, и мысли.
Народу в клубе было полно. Один огромный дышащий и танцующий организм. Это место, как бы странно не звучало, - обычная закрытая тусовка нью-йоркских танцоров. Конечно, публика собирается не самая праведная, а солисты ведущих балетов в таких местах отродясь не бывали. Но в остальном - уверенный середнячок: подтанцовка, кордебалет, авторские проекты, самосколоченные шоу-балеты, участники танцевальных программ, солисты-одиночки, иногда - преподаватели и хореографы, иногда - продюсеры и постановщики. При огромном желании, сюда мог попасть любой, кому это было необходимо. Здесь, например, удачно приторговывали наркотиками. А еще наливали: дешево и сердито. Настоящий рай для бедных танцоров.
Веста протискивалась сквозь танцующую толпу, все время переводя взгляд с незнакомых на давно забытые лица. Кто-то беззвучно здоровался (расслышать что-либо было невозможно), кто-то коротко обнимал ее и орал на ухо, что скоро подойдет. В общей сложности, перед ней промелькнуло около тридцати ее знакомых. Тех, с кем она раньше дружила, танцевала, выпивала и строила планы. Тех, кому она раньше откровенно завидовала и кого ненавидела всей душой. Встретилась даже девчонка, с которой они в свое время делили комнату. Веста глядела на происходящее и все силилась вспомнить: зачем она пришла сюда? Зачем?
Посреди огромного танцпола разыгрывался очередной баттл хип-хоперов, и музыка тяжелыми битами ударяла о пол. Их обступили со всех сторон, но сквозь толпу было неплохо видно происходящее в середине. Пять парней, высоких, сильных, слишком самоуверенных. Они подтрунивали друг друга в танце и откровенно издевались. Это был их стиль, их жизнь. Уверенные, тяжелые, дышащие энергией движения. Наглость и раскованность. Свобода. Веста даже на секунду остановилась - так давно она не видела подобного.
И все же, что она здесь делает? Почему спустя несколько месяцев ее занесло в эти края? Ведь она думала, что после того инцидента с сорванным контрактом больше никогда не ступит в свою старую жизнь. Это правильный выбор. Выбор в пользу будущего, того, чему она собирается посвятить всю себя без остатка. Выбор оружия, Армии и войны. Она давно его сделала.
Но бог с тем, что непослушные ноги сами занесли ее в старое логово... Какого черта она притащила Кравец с собой?! Уж ей-то точно тут делать нечего. Веста коротко обернулась к подруге, громкость явно не приходилась ей по душе. Да уж, к этому нужно привыкать.
Танцовщице удалось пробраться к дальней стойке, возле которой музыка не так сильно била по ушам и можно было расслышать собеседника. Заказала себе двойной виски и перекинулась парой слов с барменом. Он, в отличии от охранника, узнал девушку в первые несколько секунд и даже успел легко приобнять, перегнувшись через стойку.
- Мы уже думали, ты нас бросила, Веста!
- Да куда я от вас, - виноватая улыбка, открытый взгляд, и бармен улыбается ей в ответ.
- Хорошо, что вернулась! Я, представляешь, слышал, что ты погибла во время теракта в торговом центре... Кто-то тебя там видел... Прости.
Бармен умчался в другой конец стойки, предварительно поставив перед танцовщицей ее заказ. С барменами всегда так: особо не поговоришь.
От упоминания теракта глаза расширились сами собой. Плохой маячок, очень плохой. Но пару глотков отменного виски (который за низкую цену наливали только своим) немного исправили ситуацию. Веста уставилась на сидящую рядом Хайю. Белокурая, кажется, понимала не многим больше, чем она сама, но попробовать стоило.
- Хайя, я тебе случайно не рассказывала, зачем мы приехали? Может помнишь, о чем мы говорили до того, как вошли сюда? Кстати, если хочешь - можешь себе что-то заказать.

Если бы ей заранее рассказали о том, что она вернется в это место, Веста бы скорее всего не поверила. Она даже с трудом могла вызвать его в памяти. Теперь, когда роднее и привычнее казарм в ее сознании не было, когда темнота заброшенной станции метро казалась единственной правильной в мире, полумрак этого закрытого клуба навевал легкий страх. Такой внезапно охватывает сердце или солнечное сплетение, когда ненароком задумываешься о своей смертности и вызываешь в воображении возможные ее картины. Ненастоящий страх, и вместе с тем он потревожил ее на пару мгновений.
Веста оглядела танцующих и тех, кто скрывался за неприступными высокими столами. Тех, кто тянулся к стойке, и кто все время отходил в уборную, возвращаясь оттуда слишком веселым и энергичным. В этом месте всегда правили свои законы, их устанавливала толпа. И для того, чтоб ответить на вопрос "А что же тут делать воспрещается?" пришлось бы глубоко задуматься. Возможно, даже промолчать. Но это танцоры, правила им не писаны.
Девушка достала из сумки сигареты и подтянула поближе чистую пепельницу. Воздух был таким густым, что никотиновый дым вдруг стал смогом пожарища. В очередной раз затянувшись, она запила содержимое своих легких хорошим глотком виски.
- Мы не говорили, ты ж красилась всю дорогу в такси, а потом еще с кем-то по телефону трепалась минут двадцать. А мое дело нехитрое: сказали ехать в клуб – значит, надо ехать. Нам, мелким сошкам, подробности не выкладывают. Так что как минимум посмотрю, как ты танцуешь...
Танцевать Веста не собиралась. Слова подруги как-то странно задели ее. Раньше она за собой подобного не замечала, провалы в памяти - совершенно не ее конек. Вот, к примеру, личное дело Хайи Кравец. Лера помнит каждое слово наизусть и может дословно воспроизвести любую из страниц, будто держит документ перед глазами. Или картина в кабинете генерала Норта. Уж сколько она на нее смотрела, и не пересчитаешь. Каждый мазок кисти, каждый полутон знаком ей с особой точностью. Ее память всегда была и будет для нее личным адом, возможностью вернуться к тем моментам, которые она никогда не сможет забыть, и заново пережить все то, что хочется стереть из своих воспоминаний. А тут, видите ли, пары часов не прошло, но ни такси, ни телефонных разговоров, ни скучающей Кравец на соседнем сидении она не помнит. Не повод ли для волнения? Еще какой!
Веста заказала Хайе самый большой сэдвич и неплохой сидр, который приятно пахнет фруктами и совсем немного - алкоголем. Девчонка так жадно схватилась за еду, что захотелось тут же взять для нее вторую порцию.
К самой танцовщице довольно часто подходили здороваться и обменяться парой фраз, насколько это возможно при таком шуме. Всех их она помнила или с трудом вспоминала, вызывая из памяти тысячи воспоминаний. За все то время, что из ее стакана исчезал виски, а сигарета тлела за сигаретой, необъяснимое и едва различимое чувство тревоги не покидало ее нутра.
Яркие огни сливали свой дикий свет в одно хаотичное биение полупьяного организма, мерно качающегося под громкие биты. Эти звуки отдавались внутри, будто забрались под ребра и пытались перестучать сердце. От таких ощущений, сбивающих с толку, заходился пульс и в висках сам по себе заедал навязчивый ритм.
Но внезапно он оборвался. Тишина обрушилась на помещение так резко и громогласно, что образовавшийся вакуум почти физически сдавливал тело. Яркие огни танцпола сменились мерным тусклым свечением. Все присутствующие разбрелись по углам, пытаясь спрятаться в полумраке. Одна лишь Хайя замерла на своем месте и смотрела куда-то за Лерино плечо.
Через пару мгновений танцовщица почувствовала, как к ее спине приставили пистолет. Это было неожиданно и вместе с тем ожидаемо. Сначала от страха кинуло в жар, потом захотелось смеяться.
"Серьезно? Что здесь происходит?"
Она сидела неподвижно, расправив плечи, вытянувшись до предела, и чувствовала, как от холодной стали по коже расходились электрические заряды. Дуло уперлось аккурат меж лопаток, - позвоночник и легкие навылет. Стоящий сзади был, словно темная дымка, неразличим и неузнаваем, но сомнений в том, что это был мужчина, не было. Женщины не умеют так держать оружие.
И тут же, будто узнавая ее догадки, он заговорил:
- Веста, как хорошо, что ты сегодня заглянула к нам.
Его бас был хорошо знаком танцовщице. Это Анри, ее бывший напарник. Интересно, где он научился управляться с огнестрельным оружием?
- Я не буду много разглагольствовать. Мы видели, что ты участвовала в террористическом акте в торговом центре. Все видели, - он сделал долгую паузу. Его голос звучал слишком громко в этом затхлом душном помещении. - Там погибли мои друзья. Ты забрала у меня брата... - неожиданно голос сорвался то ли на хриплый рык, то ли на сдавленное рыдание. Дуло с такой силой впечаталось в кожу и кости, что пришлось подняться. - Время платить.
Веста вспыхнула и взгляд ее лишился эмоций. Она еще не успела осознать, но ее тело на автомате выдало реакцию.
Конечно, она все помнит. Она ничего никогда не забудет.

Гулкий звон, перед глазами все плывет. На секунду я перестаю чувствовать тело, а после оно кажется мне каким-то другим.
Это все дурное влияние кошмаров, это все бессонные ночи - оправдываюсь я перед собой, когда кроваво-красные остатки кофе растекаются по полу. Наспех бросаю центы у недопитого латте и вылетаю на улицу.
Надо бы сходить в больницу и взять лекарство для обычных красочных снов. По дороге проносится байк и тут же резко тормозит: детка, тебя подвезти?
Я неохотно соглашаюсь, но Джим, конечно, не везет меня ни в какую больницу, ни даже домой. Мы останавливаемся в местном баре, где по вечерам поет жутко некрасивая Мэрил. Правда, когда она не берет высокие ноты, можно даже заслушаться. А смотреть совсем не обязательно.
Ром тут отвратительный, с тоником тоже. Я почти уверена, что алкоголь мне не поможет ни заснуть, ни тем более освежить память, но раз Джим угощает - почему бы и нет? Мне абсолютно плевать на него, но с карманными деньгами в последнее время совсем туго. Думала даже пойти официанткой в ту закусочную... Конечно, это крайние меры, но жить на родительское одолжение, когда ты в выпускном классе, - как минимум унизительно.
Удары барабанов время от времени напоминают все тот же звук. Выстрел. Выстрел. Выстрел.
Джеймс берет меня за руку после третьей порции виски, в глаза не смотрит, говорит тихо. Спрашивает, слышала ли я о том, что убили девушку из параллельного класса. Хорошо ли знала ее, общалась ли. Где была в ту ночь. Могут ли родители подтвердить, что их дочь пролежала в кровати с 11 до 7.
Я выдергиваю свою руку из его ладоней как раз в тот момент, когда он задает свой последний вопрос: ты убила ее?
Я порывисто бросаю: дурак, как ты мог такое подумать. Поднимаюсь, забираю свою сумку. Уже в спину Джим говорит, что видел мои руки по локоть в крови.
У двери меня уверенно хватают за плечо и тянут к барной стойке. Это наш шериф. Держит так, будто я сейчас попытаюсь бежать. Позже обязательно останутся синяки. Он все же отпускает, немного виновато улыбается и допивает свое пиво.
Говорит: ты, наверное, совсем запуталась. Не спишь ночами. Видишь короткие кошмары, иногда даже днем. Я понимаю... И смогу помочь тебе.
Он говорит и его правая ладонь ложиться на мою щеку, обжигает кожу. А я не могу шевельнуться, смотрю в его карие, какие-то грустные глаза. Расширенные зрачки. Это уже не смешно, этого просто не может быть. Я вдруг подаюсь вперед и хочу в тайне от всего мира попросить шерифа защитить меня, но тот опережает. Велит завтра в девять утра быть в полицейском участке.
Весь вечер, всю ночь я не могу успокоить мысли. Хаотично хожу по комнате, перерываю вещи, пытаюсь что-то найти. Почему все вокруг будто знают обо мне нечто тайное, и все скрывают? Хотя погодите, Джеймс ведь сказал... Нет, они и правда считают, что я как-то замешана в убийстве? Какая чушь! Я всю ночь тогда спала и видела кошмары. И вообще, знать не знала эту белокурую девчонку. Это все так неправильно - видения, глаза, брызги крови, звуки выстрела, и что-то, словно камень тянущее меня ко дну.
Я не сплю.
Участок кажется каким-то нереальным, как и весь остальной мир. Это все усталость, думаю я. Но фальшь никуда не уходит.
У входа за стойкой меня встречает помощница. Даже не встречает - аккуратно выглядывает из-под стола.
Я говорю: меня должен ждать шериф.
Она коротко кивает и набирает его по внутренней связи. Потом просит пройти в дальнюю комнату.
Стук каблуков о пол каждый раз стреляет о стены. Я тяну ручку вниз, толкаю дверь плечом и оказываюсь в кабинете. Пустом кабинете. Делаю пару шагов вперед и останавливаюсь. Чувствую кожей холодное железо - в позвоночник между лопаток упирается дуло пистолета.
Он говорит: Я не буду много разглагольствовать. Есть свидетели. Они видели то, как ты убила старшеклассницу. Че-ерт, наш тихий городок давно не видел такой жестокости!
Поначалу я не нахожусь, что ответить. Перед глазами всплывают какие-то странные картины. Куча трупов валяются посреди огромного зала, как мешки с мусором. Сверху лежит молоденькая девушка, ее белые локоны пропитались чужой кровью, грудь разорвана парой выстрелов. Я вижу пистолет в своих руках. Я вижу повсюду багровые разводы. И наконец вспоминаю.
Чуть не плача говорю: шериф, я никого не убивала, клянусь! Я не делала этого!
Он говорит грубо и холодно: Время платить.

Выстрел.

Этот звук Веста будет помнить еще долго. При убийстве подопечного программа Blue Batterfly выбрасывает его обратно в реальность. Ощущения не из приятных. Ты вроде до сих пор чувствуешь боль, которая пронизывает грудную клетку, но на самом деле она - порождение твоего мозга, не более.
Дыхание постепенно приходит в норму.
Веста поворачивает голову и на соседнем кресле видит Хайю. Эта девчонка и так знала про советницу слишком много. Но с каждым разом доказывала, что это еще не предел.