«Не спать, не спать», – Ганнер механически перелистывал блокнот с формулами и думал только о том, чтобы не закрыть глаза. Он «караулил» сам себя, если так можно было выразиться, точнее, караулил Ника: тот пропал во время их с Сэм венчания и больше не появлялся. Но Трэвис скоро заметил, что теперь ему перманентно хочется спать и, отрубаясь на два-три часа в любое время суток, он потом с трудом может проснуться. Ему это совсем не нравилось, но он понимал, что происходит, или, по крайней мере, ему казалось, что понимает.
  Нику хотелось побыть в одиночестве, и он пользовался короткими промежутками полудремы, когда сам Ганнер уже спал, но его мозг еще работал. В эти моменты он мог подумать. Только такое положение категорически не устраивало Трэвиса: и дело было даже не в том, что он не мог нормально работать. Просто им надо было поговорить!
  «Мой мозг на меня обиделся!» – это, конечно, звучит очень забавно, но испытывать чувство вины перед собственным расстройством Трэвису уже надоело. Да и что он мог сделать, если разобраться? Локи в своей речи, помнится, очень лихо вырезал часть про «Согласны ли вы…?». Он никого не спрашивал.
  Но на этот раз логика почему-то отказала всегда педантичной шизофрении Ганнера: Ник обиделся всерьез и надолго. Алхимик широко зевнул и покосился на табло часов: три часа ночи. Самое подходящее время для задушевных разговоров с призраками. Он улыбнулся этой мысли и… уснул.

  Доменик глубоко вздохнул и на пробу качнул головой туда-сюда. Он не позволял себе суетиться и спешить: у Ганнера было звериное чутье на неприятности, однажды они это уже выяснили. Но нет, видимо, от самого себя организм Алхимика подвохов не ждал. Голод вытянул вперед руки, хрустнул пальцами и довольно усмехнулся. В чужом теле было удобно, как в своем собственном. Ник постарался сразу же отбросить эту мысль: нет, у него нет ничего общего с этим тщедушным наркоманом.
  Дрейвен неторопливо поднялся, осмотрелся. Секунду соображал, чего ему не хватает, потом понял: очков. Но у Ганнера было хорошее зрение, несмотря на то, что он всю жизнь просидел по подвалам, как крот. Поправка: как грязный крот. Доменик оттянул рукав изгвазданной чем-то футболки и брезгливо поморщился. Первым делом надо было привести себя в порядок и сбрить отвратительную щетину!
  По пути в ванную он столкнулся с Уиллоу. Малышка сонными глазами посмотрела на «папу», тот неловко ей улыбнулся, и она вежливо пожелала ему спокойной ночи.  Ник промычал что-то в ответ и скрылся за дверью.
  Несмотря на то, что Саманту Коффлин (Ганнер!) Дрейвен категорически не переваривал, в одном ему пришлось отдать ей должное: она наконец-то уговорила Алхимика завести приличную ванную комнату. Иначе советник по делам гиков от науки так и бегал бы в общую душевую.
  Доменик прислонился к двери и глубоко вздохнул. С этого места он видел зеркало и кусок своего отражения в нем. Вернее, отражения Трэвиса.
– Ты прав, Ганнер, – он впервые заговорил вслух, внимательно прислушиваясь к своему голосу. Это был, увы, не его тембр, но и, определенно, уже не голос Ганнера. – Нам нужно поговорить. Но только не здесь, не в присутствии твоей очаровательной семейки. Мы же не хотим пугать детишек, правда?
  В глубине сознания беспокойно заворочалась личность Трэвиса. Ник одним волевым усилием заставил его уснуть обратно.
– Нет, не сейчас. И не так, как ты рассчитывал. Мне надоело быть пустым местом. На этот раз мы будем говорить вслух, чтобы я был уверен, что ты меня слышишь. Но нам нужно такое место, где никого не удивит, что кто-то разговаривает вслух сам с собой. И мы оба в этом месте бывали. Белые стены и смирительная рубашка очень располагают к разговорам по душам, не так ли?
  Голод улыбнулся. Он подошел к зеркалу, достал бритву и начал с интересом изучать постаревшее лицо бывшего любовника.

  Ровно в пять часов утра идеально чистый, выбритый и причесанный Алхимик появился в зале Совета - в том самом, где недавно его женили, - с книгой по психиатрии в руке. Он побродил по комнате, дотрагиваясь руками до мебели и переставляя предметы просто так, без всякой цели, потом сел в кресло и, закинув ногу на ногу, стал ждать. Нику все еще некуда было торопиться: Ганнер в глубине сознания каким-то чудом сквозь дрему все понял и теперь сам не хотел просыпаться.

Даже не слишком внимательный к поведению окружающих людей Ганнер не поверил бы, что Локи мог зайти в Зал Совета в пять часов утра, буквально через несколько минут после появления там гостя, случайно. Дрейвен и вовсе только поморщился:
– Не могу сказать, что разделяю ваш восторг, мистер Лафейсон. А так же прошу прощения за то, что не разделяю вашей любви к дешевым водевилям, но я пришел сюда отнюдь не для того, чтобы развлекать вас.
  Такого голоса и такого тона у Трэвиса Ганнера просто не бывало. Они даже не сочетались с его выражением лица. Хотя выражение лица Алхимика в данный момент вообще было непередаваемым: на нем застыла гротескная смесь из никова холодного высокомерия и загнанных вглубь переживаний Трэвиса. Мужчина хмурился и сверкал глазами, у него невольно кривились губы и подергивалась щека.
  Доменик не замечал, что творится с его телом: что он то начинает постукивать ногтем по подлокотнику, то приподнимается, как будто вот-вот собираясь встать. Его разозлило то, что трикстер, по всей видимости, считал его забавным явлением или некоей редкой зверушкой. Дрейвен весь сосредоточился на том, чтобы не сорваться на оскорбления. Только бы не доставить божку удовольствия повеселиться за счет его эмоций.
– Я зашел к вам, вообще-то, только для того, чтобы сообщить, что мистер Ганнер в ближайшее время больше не сможет выполнять свои обязанности. Ему нужен отпуск по состоянию здоровья, срочный и достаточно продолжительный. Я бы даже порекомендовал срочную госпитализацию, потому что его психическое состояние резко ухудшается. В ближайшие две или три недели он будет совершенно недееспособен, и ему понадобится курс специализированных препаратов. Насколько я понимаю, только вы можете освободить его от обязанностей.
  «И очень может быть, что навсегда», – добавил про себя Дрейвен. – «Если так и будет, ты должен будешь сказать мне спасибо, Ганнер».

Почему. Почему? Хороший вопрос. Может быть, потому что шизофрения начинается с навязчивой мысли: воспоминания, эмоции, идеи?
  Шизофрения Ганнера началась с чувства вины. Они были вместе шесть лет, и все шесть чертовых лет были порознь. Трэвис бывал у Ника наездами, каждый раз бросая его то в крошечной однокомнатной квартирке ради очередного многотысячного заказа, то в продуваемой всеми ветрами Сибири ради очередного безумного эксперимента. Доменик никогда не жаловался, нет, он был, во-первых, слишком горд для этого, а во-вторых, тоже до маразма замкнут на себе. Ганнер знал, что Дрейвен забывает о его существовании через пять минут после того, как закрывается разделяющая их дверь. Но это не умаляло того факта, что в какой-то момент Трэвис не смог его спасти. Стоял в двух шагах – и не успел подхватить падающую балку, даже не попытался! Они вытаскивали друг друга из такого дерьма! Они успели поверить, что могут положиться друг на друга во всем, и тут… все закончилось. Но Ганнер все еще не решался с этим смириться.
  Таков был бы ответ на вопрос «почему», если бы шизофренией Алхимика не стал до одури независимый Доменик. Он не пожелал признавать себя ни проекцией некоторых так и не сбывшихся эротических фантазий Ганнера, ни, тем более, обострением его чувства вины. Вместе они закопали все причины происходящего и перекроили к чертям историю болезни. Теперь у Ника была собственная цель – закончить свои исследования, так что можно было сказать, что он снова жил. А Трэвис просто помогал воплотить эту цель в жизнь и даже послушно читал горы макулатуры, которые подсовывал ему деятельный призрак.
  Пока Локи говорил, Доменик механически покачивал в ладонях чашку, вдыхая запах трав и сосредоточившись только на том, чтобы ворочающийся в темноте Ганнер не проснулся. Трикстер вполне метко бил по больному, но не понимал, что бьет не в того. Вдруг Дрейвен почувствовал, что по пальцам что-то потекло, и только тут заметил, как у него дрожат руки. Он резко встал и грохнул чашку об пол. Это движение почему-то заставило Трэвиса внутри затихнуть, Ник снова почувствовал, что он – это только он. Какое прекрасное все же чувство!
  Он криво усмехнулся.
– Я отлично осознаю свое прискорбное положение, мистер Лафейсон. Однако, у меня, как и у вас, есть еще причины задержаться на этом свете. Что же касается «положения» Ганнера, то могу только сказать, что вы сделали большую глупость, потому что ответственностью он никогда не отличался. Его даже можно извинить за это, все же наркомания - тяжелое заболевание. Так что свой статус он так или иначе все равно скоро потеряет. В любом случае, у него есть дела поважнее: например, невыполненные обещания.
  Тут Доменик стал заводиться. Он коснулся пальцами переносицы, чтобы поправить очки, как делал всегда, когда начинал волноваться, но очков не было.
- Что же до его брака, то это, конечно, очень забавно, но давайте вы не будете рассказывать мне, что Ганнер пригоден для семейной жизни.
  Не то. Не то. Этого не надо было говорить. Надо было заходить с другой стороны, но, черт возьми, как же не хочется снова признавать себя всего лишь болезнью!
– Впрочем, мне все равно, как он будет выпутываться из этого брака, – Ник выделил последнее слово щедрой порцией яда. – Вы напрасно решили, что я пытаюсь ему мстить. Вам стоит побольше узнать о причинах раздвоения личности. Мое появление – скорее результат защитной реакции, спасение от стресса, который вы ему обеспечили этой свадьбой. Я ведь сказал: его психическое состояние сильно ухудшилось, ему нужен отдых.
  Внезапно в голосе Ника мелькнула искренняя забота, он не успел вовремя ее задавить и скривился.
  В его сознании только что пролегла глубокая трещина: очень сложно считать себя одновременно и человеком, и заболеванием. Он, как мог, до этого старался избегать этой дилеммы, однако она все равно каждый раз оказывалась на поверхности. На самом деле, рациональному Нику куда легче было бы признать себя только шизофренией, если бы не эта чертова забота. Да, он все еще любил Ганнера! Или хотел любить. Или...
  Его нет. Его нет! Ганнер из глубины подсознания вдруг будто сверкнул в глаза лазером: Ник на минуту потерял ориентацию в пространстве, а когда очнулся, обнаружил, что успел перебить все приборы на столе.

Отредактировано Travis Gunner (2014-01-07 01:26:28)

Слишком много слов, слишком много мыслей! Слишком, слишком, слишком! Доменик уже безумно жалел, что пришел сюда. Он не рассчитал, думал, что его – их – нервы окажутся крепче. Кто из них сейчас прав? Локи, который предлагает Нику раствориться прямо сейчас и оставить больной мозг в покое, или Ганнер, который воет где-то внутри и просит не бросать его? Может быть, они и правда все сделали неправильно, и Трэвис давно должно должен был начать сначала? Может быть. Но даже если так, это решать не подростку с комплексом бога, который возомнил, что он знает все лучше всех!
  Ник закрыл лицо ладонью, постоял несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.
  «Спокойно. Он судит только по тому, что видит. Он не может правильно связать причины и следствия. Но ты же психиатр, Доменик».
  По правде говоря, Ник прекрасно знал, что происходит, и без всяких медицинских диагнозов. Он уже почти беззлобно пнул ножку кресла, просто чтобы лишний убедиться в реальности происходящего. И своей реальности заодно. Причины и следствия, в них было все дело. Причиной был Трэвис, Доменик – следствием.
«Не в меру обостренный комплекс вины». Очень правильное определение, но понимаете ли вы, Ваше Величество, что стоит за этими словами на самом деле? Знаете ли вы, что это я вытаскивал его из запоя? Что я хватал его за руку, когда он собирался сесть на героин? Что просил Лайнус выбросить ампулы с отравой, которая чуть не свела его с ума? Это я заставил его «уснуть», когда он чуть не чиркнул бритвой по горлу».
  Доменик криво улыбнулся. На его лице впервые проступила искренняя обида.
– Я устраивал ему сцены, мистер Лафейсон, потому что без меня он долго не протянет. И он сам это прекрасно понимает, поэтому никуда меня не отпустит. Но я вижу, что разговора у нас с вами не получится. Видимо, вы действительно слишком умны, чтобы прислушиваться к мнениям компетентных специалистов. Что ж, будет неловко разговаривать с Ганнером вслух при его жене, но, видимо, вариантов у нас не остается.
  Тут он резко схватился за горло и дернулся вперед, как будто кто-то толкнул его в спину.
– Н..ник, пож-жалуйста…
– Не сейчас! – Доменик выпрямился и попытался прожечь злым взглядом разбитую чашку на столе.
– Ты хотел поговорить, – уже увереннее продолжил проснувшийся Трэвис. – Давай поговорим здесь.
  Когда он с усилием выдавливал из себя слова, на отстраненно-холодное выражение доктора Дрейвена набегала судорога боли.
– Хочешь развлечь нашего короля?
– Он и так все видел. Просто не понял.
– И я не собираюсь его просвещать.
– Ник… это ничего не изменит. – Ганнер говорил медленно, с трудом и остановками.  - Ты сказал все правильно: я не хочу тебя отпускать. Можешь засунуть нас в психушку. Можешь сам продиктовать медсестре, что колоть. И даже сам это смешать. Ты же за этим заставлял меня читать свои книги? Можешь разозлить Величество и получить от него жезлом по голове. Это ничего не изменит. Ник…
  Доменик сделал шаг до ближайшей стены, изо всех сил ударил кулаком о камень, а потом сполз на пол и закрыл лицо руками. Он… чертовски устал.

Отредактировано Travis Gunner (2014-01-09 16:45:25)

Ганнер сидел на полу, его взгляд бездумно переходил с одного предмета на другой. Его мозгу было очень сложно уследить за тем, что говорят сразу три человека. Причем два из трех вели диалог между собой где-то внутри подсознания, и до контролируемых вниманием областей долетали только отголоски отдельных фраз и эмоций.
   В какой-то художественной книжке человек с раздвоением личности описывал, что, когда одно из его альтер-эго хочет занять тело, оно как бы выходит на специальное место из тени. Так вот у Ганнера это место сейчас, по-видимому, было свободно. Не сказать, что Локи говорил впустую, но его слова долетали до обоих половин сознания Ганнера как будто с другого конца длинного тоннеля.
– Саманта? – неожиданно вычленил Трэвис первое попавшееся слово. – При чем тут она? У нас все… нормально.
  В самом деле: они с Самантой были лучшими друзьями, так что он даже не сомневался в том, что он ей не безразличен. Хотя после того, как женщина проснулась с заледеневшей розой на ладони, они явно вышли из статуса просто друзей, а до чего-то большего пока еще не дошли. Но какое это имеет значение сейчас? Чем Саманта может помочь в его проблеме с Ником?
– Хватит дурить, – подытожил Локи.
  И Трэвис отбросил в сторону мысли о жене. Он вдруг поднял голову. И усмехнулся. Среди полного хаоса в сознании химика Локи опять нечаянно задел одну очень старую и общую для обоих психов-биохимиков струну: болезненное чувство независимости и собственного достоинства. Ганнер в последнее время почти похоронил его, так сильно ему стало плевать на то, что творится вокруг. Но тут…
«А ну-ка хватит выступать!» – долетел до Трэвиса из глубины лет голос очередного криминального авторитета, на которого им пришлось работать, вместе с никовым возмущенным шипением и сухим щелчком сломанного пальца.
«Никки, Никки, кажется, нам снова отказывают в праве на индивидуальность».
  Ник был не совсем настроен на шутки, но настороение Ганнера ему, видимо, понравилось:
«Сколько раз я говорил не называть меня Никки? Такую индивидуальность я обычно выводил тяжелыми препаратами. Но вообще-то ты прав, наш Король совершенно не способен находить компромиссы. Разбирайся».
  И Доменик неожиданно легко уступил, крайне довольный чем-то. Трэвис не успел сообразить, чем. Он решил, что выяснит это потом и переключил внимание на Его Величество Трикстера:
– Вообще-то я на свою должность не набивался. Это ваш пернатый советчик почему-то решил, что я лучше всех разбираюсь в науке. Весь я, вместе со всей своей придурью.
«Пошел ты, Ганнер».
– Ник пришел к вам, как специалист, с диагнозом и рекомендацией. А вы его оскорбили.
  Алхимик оперся рукой о стену и неловко поднялся. Он, конечно, откровенно дерзил, если не сказать больше, но с каждым словом чувствовал себя все увереннее. К нему возвращалось то самое чувство собственного достоинства. Или, другими словами, появлялась уверенность в том, что они с Ником действительно могут считаться полноценным человеком.
«Полноценным человеком и его полноценной второй личностью», – уточнил Дрейвен. – «Кстати, далеко не все психиатры считают диссоциативное расстройство болезнью. Некоторые считают, что это просто особенность сознания. Как и гомосексуализм».
«Спасибо за лекцию, доктор! Очень своевременно. Да, и намек я уловил».
«Это был не намек. Хочешь флиртовать с женой-лаборанткой - пожалуйста».
  Трэвис расправил плечи, не вполне уверенный, что сейчас в него не прилетит молния, но, тем не менее, возмутительно довольный.
– Но спасибо, тем не менее. Вы помогли нам решить одну проблему. Не дурить не обещаю, зато обещаю начать бриться.
«Я за этим прослежу».

Трэвис виновато опустил голову, но при этом не перестал довольно улыбаться. Когда он снова поднял взгляд, в его лице что-то неуловимо изменилось:
– Прошу прощения, мистер Лафейсон, мы действительно погорячились. Вы правы, это скорее уж Ганнер делает все и всем наперекор, это вообще в его стиле. А ваша идея про врача действительно стоящая. Я обязательно к нему схожу.
  Доменик улыбнулся шире.
– Это должно быть интересно. Правда, после этого его придется лишить лицензии, чтобы не распространял сплетни про научного советника, который ходит по психиатрам, и не ронял авторитет организации. Ничего, переживет.
«Угу, один такой уже пережил. Чуть не начал питаться енотовым кормом».
«Заткнись, Ганнер».
«Ну совсем обнаглел», – довольно улыбнулся Трэвис где-то в глубине.
– И даже несмотря на то, что вы по-прежнему не верите в мою компетентность, я все же скажу, что вы только что помогли Трэвису пережить катарсис, и теперь я вижу путь к его выздоровлению. Впрочем… да, да, я слышу тебя, Ганнер, мы не будем с этим спешить. Еще раз спасибо, мистер Лафейсон, и простите за визит в столь ранний час. Вопреки всему, был рад снова с вами познакомиться. И конечно… – Доменик повернулся к Иколу, - наши извинения вашему спутнику. А теперь, если вы не против, мне надо пойти подготовить кое-какие материалы. Я обязательно потом пришлю вам копию заключения врача. Даже не сомневайтесь, там будет указано, что Ганнер совершенно здоров.
  Ник изобразил кивок-поклон и пошел к выходу. Настроение у него было почти такое же довольное, как у блаженнствующего внутри Трэвиса.
«А ты правда думаешь, что я позволю тебе что-то там сейчас готовить? Когда ты так улыбаешься, это значит, что потом будет задница», – добродушно заметил Ганнер.
«Я польщен. Но мне и в самом деле нужно кое-что сделать. Причем желательно без твоего участия».
«Вот это мне уже совсем не нравится!»
«Давай договоримся. Я не буду лезть к тебе, когда ты будешь увиваться за своей миссис Ганнер, а за это ты дашь мне по вечерам пару часов спокойно поработать. Не только у тебя, знаешь ли, должно быть личное время.»
«Когда ты был шизофренией, с тобой было проще».
  Трэвис вышел за дверь, покачивая головой и слегка жестикулируя руками. Он вел оживленную беседу с самим собой и чувствовал себя абсолютно комфортно. А, как говорили еще древние мудрецы: «Человек здоров – когда у него ничего не болит».